Асфодель

– Анка? – удивилась Первая сестра. – Ты-то что на Сенаорне делаешь?

– Цветы сажаю, – прыснула девушка. – Всю ночь выкапывали с Ромой и Несси.

– Асфодели, я так понимаю? – Ната принялась неудержимо хохотать. – Бедная Греция…

– Да мы отовсюду понемногу брали, они не только в Греции растут, – объяснила Аня. – Пойдём покажу, – она нетерпеливо потянула Безымянную сестру за руку.

* * *

«Под белой-белой скалой – лужок с белыми-белыми цветами, и на нём стоит девочка в белом-белом платье», – вспомнилось Кристине. Скала действительно была белой, с нарядными вкраплениями слюды, лишь сбоку нарушаясь тёмным провалом пещеры, в глубине которой мерцал портал. Белыми были и асфодели, и даже бледно-зелёное, какое-то призрачное, платье Безымянной сестры не особенно выбивалось из этой белизны. Всё яркое – несколько женщин в зелёном и маленькая девочка в тёмно-сиреневом – осталось слегка сбоку.

– Спасибо вам! И тебе, и Полине, – незаметно подошла Хсе-Даань. – Прости, Лариса рассказала мне твою историю. Все ваши мечты, и страдания, и страхи, и усилия – всё было не зря. Вы вернули Сенаорну Первую ученицу!

– Спасибо… – тихим эхом отозвалась Безымянная сестра.

«Захотела девочка Крися волшебницей стать. И стала!» – Спутница еле удерживалась от нервного смеха. – «А ещё я белое-белое платье хочу, вот! Не статус замужней дамы – смешно магам играть в эти обезьяньи статусы, Артур абсолютно прав, – а именно сва-адьбу… Завтра же! Тьфу ты, завтра свадьба у Лейлы с Никитой! А что, если… Мы, в конце концов, маги или кто?»

* * *

– Не поеду, – отрезал Дмитрий, продолжая набрасывать на нотной бумаге захватившую его мелодию – будоражащую и протестную, мелодию восстания.

– Поедешь, – спокойно отмахнулась Евгения Васильевна. – Иначе есть будет нечего.

– Я, между прочим, пенсию за отца получаю, только ты её своей мамаше сливаешь! – парень давно уже ненавидел свою мать за отнятую мечту и больше подчиняться не собирался. – И скрипку мою верни, не ты её покупала!

– Дима, ну как же ты не понимаешь – нет у нас возможности тебя на музыканта выучить! – Евгения Васильевна начала жалобно плакать. – Аришку лечить надо…

– Это ты её, что ли, лечишь? – Дмитрий насмешливо огрызнулся и снова схватил ручку – восстание музыканта требовало именно музыки. – Это бабушка всем занимается, а ты только пенсию Аришкину прожираешь!

– Ах ты дрянь такая! – Евгения Васильевна рванулась отобрать у сына ноты, но тот успел отдёрнуть руку с зажатой в ней бумагой. – Да как тебе не совестно такие слова матери говорить! В вас же вкладываюсь!

– «В нас»? – передразнил парень. – Ты не «в нас вкладываешься» – ты меня «вкладываешь»! В рабство продала своей мамаше! И как, не совестно? – по законам жанра дальше должна была последовать оплеуха, и она действительно состоялась, причём в двух экземплярах, потому что Дмитрий тоже не остался в долгу.

– Ты ударил мать… – женщина, отпрянув, на мгновение застыла.

– «Мать»? Работорговка ты, а не мать! Ну давай, казни восставшего раба – за то, что хозяйке сдачи дал! Своим тупым скотам звонить будешь? Передай тогда, что пусть только тронут – красного петуха им пущу! – Дмитрий выскочил на лестницу, будучи уже физически не в состоянии находиться рядом с растоптавшей его мечту женщиной.

«Не сама, конечно, у меня всё украла – пустила в мою жизнь свою мамашу-воровку, но это одно и то же», – думал он, перебегая в соседний подъезд, где жил его приятель – тоже музыкант. – «Сначала мелодию дописать, потом… Да нет у меня никакого «потом»! Только подняться на последний этаж – да в окно!»

– Не пускайте его! – кричала в это время по телефону Евгения Васильевна, всё же поопасившись сразу звонить своей матери – влетело бы после этого не только сыну, но и в первую очередь ей самой, допустившей столь злостное неповиновение. – Его мои родители ждут, дел в хозяйстве куча! – она знала, что бабушка приятеля встанет на сторону «бедной мамы больной девочки» и сразу притащит непокорного сына обратно. – Он даже ударил меня, представляете? Не хочет работать… – рыдания в трубку были «идентичны натуральным», и подавление восстания ожидалось уже вскорости, как обычно и бывает с восстаниями бесправной воздушной юности против крепко вкопанных в землю куркулей.

Но – не в этот раз.

Ибо иногда юной мятежницей становится и сама стихия Земли.

* * *

«Опоздала!» – охнула Инесса, завидев вдалеке юношу в сваливающихся тапочках, который как раз заполошно выбежал из подъезда и побежал к другому. – «Гроза уже разразилась».

«Так по-женски – и так глупо!» – злилась она на себя, ускорив шаг, насколько позволяли не слишком-то привычные для неё каблуки. – «Чуть ли не час наряжалась – хотела впечатление произвести, тогда как его поддержать надо было, а не впечатлять! Да он сейчас даже заговорить постесняется с такой девочкой-картинкой! Тем более что выгляжу я в этом наряде никак не на неполные шестнадцать лет, а парни обычно хотят быть старше своих девушек», – Инесса, конечно, поторопилась с воображением себя «его девушкой», однако была очень даже не против того.