Только, в отличие от Кили, определённо верившей искренне в неудачное стечение обстоятельств и неисповедимость божьей воли, по лицу и тону Эветьена было ясно, что он врёт.
По лестницам этого мира я спускалась предельно аккуратно – длинная юбка есть длинная юбка, особенно со шлейфом, – опасаясь запнуться и наступить на собственный подол. Элегантно приподнимать её, как делали другие женщины, не получалось, лишь задирать, обнажая щиколотки. Но всё лучше, чем путаться, рискуя повторить «подвиг» с реверансом.
Быть может, поэтому в первую секунду показалось, будто я таки наступила на подол. Твёрдая поверхность ступеньки неожиданно пришла в движение, с вкрадчивым хрупаньем уходя из-под подошвы туфельки. Я пошатнулась, потерявшая опору нога соскользнула вниз, увлекая за собой всё тело, вес которого успела принять. Следом ухнуло сердце, горло стиснуло удавкой страха.
– Осторожнее! – Эветьен обхватил меня второй рукой, удерживая в каком-никаком, но вертикальном положении.
Я вцепилась в мужчину обеими верхними конечностями, словно утопающий в соломинку, с нарастающим ужасом наблюдая, как отколовшийся кусок вроде бы целой, монолитной на вид ступеньки бодро прыгает вниз, рассыпая серые крошки.
Лестница длинная, чуть изгибающаяся, расширяющаяся к низу, и мы успели преодолеть всего-то две-три ступеньки. И если бы я на ней навернулась и полетела кубарем, то риск добраться до подножия живой был бы сильно невелик.
А то и вовсе нулю равен.
– Асфоделия? – Эветьен легонько меня тряхнул, намекая недвусмысленно, что было бы неплохо встать на обе ноги и прекратить изображать мартышку, но я продолжала держаться за него мёртвой хваткой и смотреть заворожённо, как кусок исчезает где-то дальше под сенью свода зала, куда выходила лестница. – Асфоделия! Асфоделия, вы меня слышите?
– Ма… ма… мама, – только и смогла выдохнуть я.
– Благодатные! – мужчина подтянул меня, снова тряхнул. – Асфоделия, вы можете стоять сами?
– А-а?.. Д-да… наверное… – я на ощупь нашла неповреждённую часть ступеньки, кое-как утвердилась сначала на одной подрагивающей ноге, затем на другой.
Эветьен помог мне подняться обратно в коридор, прислонил к стене – пальцы мои разжались не сразу, упрямо не желая отпускать единственную казавшуюся сколько-нибудь надёжной опору, – и внимательно посмотрел в лицо. Взял за подбородок, поворачивая к свету, заглянул в глаза, зачем-то потрогал щёки, виски и лоб. Поймал руку, подержал несколько секунд, слушая пульс.
– Вы целы, невредимы и вполне здоровы, – вынес Эветьен вердикт.
– Я…
– Только напуганы. И оцарапали лодыжку.
Ох ты ж, капитан Очевидность!
Оставив меня подпирать стену, Эветьен вернулся на место происшествия и принялся его изучать. Со стороны казалось, будто некто отгрыз от ступеньки часть, попытался прожевать, но лишь убедился в её несъедобности и выплюнул. Прочие части лестницы по-прежнему выглядели целыми и неповреждёнными, и оставалось только гадать, как один-единственный кусок сподобился отвалиться именно тогда, когда я на него наступила.
Сначала фрагмент свода на голову падает ни с того ни с сего, теперь ступеньки рассыпаются прямо под ногами…
Как тут не заподозрить заговор?
– Меня пытались убить? – вопросила я голосом на редкость жалобным, тоненьким.
Эветьен как-то странно глянул на меня, поднялся, вновь подхватил под локоть.
– Пожалуй, вам лучше вернуться в ваши покои.
Ничего не имею против.
* * *
Тисон примчался минут через пятнадцать, явно установив рекорд по перемещению по дворцовым коридорам, отличавшимся изрядной длиной. Тут пока тебе сообщат последние новости, да пока дойдёшь из большого зала до крыла с гостевыми апартаментами… сильно быстро по любому не получится. Я как раз металась по спальне, решая судорожно, не пора ли перебираться жить под кровать и вылезать оттуда исключительно по великим праздникам, а лучше сразу начать копать яму под бункер.
Жизнь моя… прежняя жизнь не могла похвастаться сколько-нибудь выдающимися событиями. Она была... обычная, если не как у всех, то как у многих.
Детство.
Школа.
Техникум.
Пара-тройка работ, почти незаметно сменившихся друг друга.
Столько же отношений с мужчинами, так и не вылившихся во что-то серьёзное.
Смерть обоих родителей с промежутком столь малым, что казалось порой, будто уход за папой вытянул из мамы все силы, выжал досуха, и после его кончины она тихо, скоропостижно угасла.