Асгард Возрождённый

– Я знаю, великий, – проговорила она, удивляясь, что собственные губы ей ещё повинуются. – Но коль скоро тебе это и не нужно, но нужно мне. В мире… должно воздавать уважение сильным.

– Как будет угодно гостье, – вновь усмехнулся хозяин. – Заходи и садись к столу. Не побрезгаешь моим пивом? Сам варил.

– Ты, великий? Варил сам? Здесь?

– А ты думаешь, дочь Сигрун, тут одни лишь миражи и скитающиеся души? Что ты сама видела здесь?

Хозяин отступил, повёл рукой, приглашая валькирию внутрь.

Открылась ярко освещённая горница, с большим столом, словно в хорошем трактире. Белая с вышитыми красными петухами льняная скатерть, стоит угощение, что пришлось бы по душе воину севера: жареный кабаний бок, солёные грибы, мочёные ягоды, тёплый каравай ржаного хлеба.

– Ничего ведь этого нет, да, великий?

– Что значит «нет», Рандгрид? Ты видишь – значит, оно есть. Положишь в рот – почувствуешь вкус. Наешься – ощутишь сытость. Так уж здесь всё устроено.

– Благодарю, – поклонилась валькирия. Положила щит и шлем, отстегнула ножны – альвийский клинок едва не взвыл от негодования.

– Он не хочет с тобой расставаться, – заметил хозяин. Глаза его, глубокие и бездонные, улыбались. – Не давай ему слишком много воли, Рандгрид; он сам себе господин.

Валькирия покраснела, решительно расстегнула пряжку, отложила ножны, даже обмотала их ремнём.

– Благо дому твоему, великий. – В её кружке уже пенилось пиво.

– Спасибо на добром слове, Рандгрид. – Хозяин сел напротив неё, тоже поднял кружку. – Спрашивай. У тебя должно быть множество вопросов.

Рандгрид пригубила пиво. Свежее, превосходное, горьковатое – оно есть? Его нет? Всё – лишь мираж и морок?

– Чему я обязана этой чести, великий? Не требуется быть валькирией, чтобы понять, кто ты. Почему я? Что ты желаешь мне поведать?

Хозяин вновь усмехнулся, как следует глотнул из кружки.

– Не бойся. – Он смотрел прямо на валькирию, и та чувствовала, как под этим взглядом её почти что разносит в мелкие клочья. – Мне очень редко доводится говорить с такими, как ты. С теми, кто сумел проникнуть ко мне, не умерев. Отдаю должное искусству твоего отца, Одина. Проскользнуть через первую стену ни мёртвыми, ни живыми – ловко придумано и ещё лучше проделано. Бог как-никак. Много смертных чародеев пыталось, но мало кто преуспел.

– Великий… – Валькирия опустила глаза. Едва ли кто во всём Упорядоченном мог бы выдержать взгляд хозяина этого дома. – Великий, прости, что вторглась к тебе непрошеной. Прости, что нарушила вековые законы и уложения. Я много странствовала и ещё больше сражалась под самыми разными небесами, знаю множество обычаев, но в одном они сходятся – за содеянное мной положена справедливая вира.

– Вира? – хозяин поднял бровь. – Да, Рандгрид, положена, ты права. Но я не безжалостен, что бы обо мне ни говорили. И я люблю смелых. А ещё больше люблю тех, что поставили долг превыше всего.

– Ты знаешь, почему я вернулась, великий?

– Конечно. Я не Дух Познания, но тут догадаться нетрудно. Ты пришла за своей матерью. Но – позволь мне предсказать – уйти с ней просто так ты всё равно не сможешь.

– Почему? – Райне хватило силы и гордости вскинуть голову, хотя она и ощущала, как кровь отливает от щёк.

– Потому что валькирии, древние Девы Битв, были строги и справедливы. – Хозяин поставил кружку, взялся за источенный кривой нож с простой деревянной рукоятью, потемневшей от времени, отрезал пласт мяса; из-под поджаристой корочки брызнул сок. – Потому что, отыскав, если тебе суждено, душу Сигрун, ты задашься вопросом – а что же со всеми остальными, что обитают здесь? Разве не достойны они возвращения? Чем твоя мать лучше других? Тем, что её выбрал в своё время Древний Бог Один?

Райна опустила голову.

– Ешь. – Хозяин шлёпнул ей на деревянную тарелку изрядный шмат жаркого. – Ешь.

– Прости, великий, – только и смогла выдавить валькирия. – Нет, я… я вернулась только за своей матерью. Древние Боги… мы были прямы. Всё, что с тобой случается, – есть дело лишь твоих рук. Моя мать Сигрун храбро сражалась на арене, почему благосклонный взгляд моего отца и пал на неё. Она могла сдаться, испугаться, как другие, и тогда он равнодушно прошёл бы мимо. Но мама билась! Билась до конца! – Голос валькирии чуть дрогнул. – И потому заслужила, заслужила спасение! Так рассуждаем мы, те, что жили в Асгарде. Я виновата, великий, если вызвала твой гнев. Если уж ты прервал свой многотрудный путь и явился сюда, ко мне…

– Рандгрид. – Хозяин поднёс к губам кружку. – Во-первых, я ничего не прервал. Я всегда здесь. А во-вторых, негоже пиву застаиваться.

Валькирия повиновалась, не чувствуя больше вкуса. Внутри всё дрожало.

– Мой гнев, Рандгрид – ничто по сравнению с тем, что случится там, за чертой. – Хозяин показал широкой ладонью. – Об этом вы с отцом подумали?

– Я повиновалась его слову. – Райна не отрывала взгляда от льняной скатерти.

– Как и положено послушной дочери, – вздохнул хозяин. – Как ты думаешь, Рандгрид, где ты сейчас? Что вокруг тебя?

– Н-не знаю, – призналась валькирия. – Да и как я могу, великий? Сама ли я странствую путями мёртвых, или только мой дух?