Ашдир-Кфаар (СИ)

- Дык, что с него взять, он ведь всего лишь человек, ни ума, ни силушки, - важно изрек Кьерн.

- Угу, - поддакнул соломенноволосый.

Разговор прервался, и какое-то время подгорные жители шагали молча.

- Вот помнитца лет тридцать назад, когда еще жив был тогдашний сарминхеймский конунг Фандар, - тоном заправского сказителя начал вещать рудой. - Хаживали мы в Дормир, орков, гоблинов да прочую нечисть истреблять. Уж посекли мы их тогда тьму тьмущую. Головы дитятям сапогами давили, баб, аки свиней, потрошили. Кузен мой Брадди

Охальник девчушку орочью, совсем малюсенькую, в пустыне выловил, на костре зажарил и слопал. А наутро у него в животе такие колики начались, что слег он да через пару дней окочурился. Вот тебе наука! У орков-то, оказывается, отрава по жилам течет, что даже огнем праведным не выпаришь.

- Ты бы, братец, потише сие глаголал, - шепотом, кой, впрочем, болдырь прекрасно слышал, одернул заболтавшегося приятеля Фендур. - Говорят, орки за каждого своего десяток убивают. Энтот Дрогг охотник бывалый, подкараулит тебя где-нибудь да глотку перережет. С них, зверобоев, и не такое станется.

- Я ему перережу! - зарычал Кьерн. Судя по легкому шелесту, карлик привычке замахнулся секирой.

- Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, - ехидно усмехнулся обладатель золотистой бороды.

Тотчас распалившийся рыжий, взялся кричать о том, что ни один орк никогда не сумел сразить гнома, и что он, Кьерн Ражий, в одиночку истребил целое войско зеленошкурых тварей. Дрогг более не слушал бахвальств подгорного жителя, про себя отметив, что через месяц-другой непременно займется хвастливым карликом. В одном Фендур был прав, орки никогда не прощали убийств соплеменников.

Начало смеркаться. Здесь, на юге ойкумены, ночь наступала неестественно быстро. Высунувший голову из повозки Морнингер повелел сворачивать к ближайшей заимке. К высокому частоколу отряд добрался уже затемно. Их встретил заливистый лай собак. Выбравшись из фургона, юный барон взялся яростно барабанить в запертые на ночь ворота. С другой стороны послышалась отборная брань, коя, впрочем, сразу прекратилась, после того как в дощатом полотнище открылось маленькое оконце и молодой комендант прокричал туда свое имя.

В селении тотчас воцарилась невиданная суматоха. Забегали мужики, заплакали дети, запричитали и заохали женщины. Зажглись десятки факелов. Навстречу важному гостю выскочил сам хозяин заимки - дородный лысый толстяк с кудлатой бородой. Облаченный в одну лишь ночную сорочку владетель хутора настолько подобострастно залебезил перед бароном, что не приходилось сомневаться в том, что пузан замешан в каких-то скверных делишках.

Морнингер как всегда говорил скупо, резко и с изрядной долей высокомерия.

Хозяин препроводил "веледражайших" гостей к особливо предназначенному для проезжих путников дому - слаженной из самана длинной одноэтажной постройке с крытой дерном кровлей. Толстяк с зело важной миной растворил хлипкую дверцу. Из глубин халупы пахнуло гнилью и сыростью.

- Милости прошу внутрь, почтенный государь, - тонкие губы растянулись в затискивающейся улыбочке. - Мои служки вскорости поднесут яства, я их потороплю, уж поверьте. Ежели, что надобно будет, не медлите - тотчас кликните вашего покорного слугу Гарипа Добродела. Коли не я, так кто из моей челяди вас услышит и мигом любую просьбу исполнит.

- Очень надеюсь, что твои слова правдивы, Добродел, - недоверчиво сощурив глаза, молвил дворянчик.

Раскусив суровый норов гостя, толстяк, источая хвалебные словеса и кланяясь в пояс, незаметно попятился и спустя несколько секунд затерялся в окружившей гостей толпе.

Однако долго донимать пришельцев у хуторян не вышло, ибо от незапертого входа послышались голоса. Сызнова забрехали псы. Большинство пейзан споро затрусили к воротам, а те, что остались на месте вытягивали шеи и с любопытством таращили глаза.

Меж раздавшихся створок возник отряд из шести странников. Возглавлял шествие сутулый поджарый старик с клочковатой бородой и кустистыми сползавшими на скрытые за круглыми стекляшками глаза бровями. Человек опирался на изогнутую клюку, от левого плеча отходила толстая палка с покачивающимся на конце узелком. Увитую жидкими седыми кудрями голову накрывал съехавший набок синий колпак. Под легкой накидкой виднелся простой пурпуэн с медными пуговицами. Тощие, будто у курицы, ноги облегали узкие шоссы, переходившие в высокие сапоги. Из оружия старикан имел только маленький ножик, покоившийся в прикрепленных к поясу черных ножнах.