Ашната

– Думаю, что ей придётся объясниться. Преподаватель, проверяющий её работу, уже уволен за безответственность, а с ней разговор еще только предстоит, – какой же сухой и безразличный голос у методистки. А ведь она еще молодая женщина. Совсем не было жизни в её голосе.

– Что же могло произойти такого серьёзного?

– Страшно сказать! Она украла работу у нашей выпускницы. Мы звоним этой бесстыднице, вашей соседке, уже неделю, трубку она не берет, а в общежитии мы её не застали.

– Анна работает, – растерянным голосом ответила Ашната и отошла к стене, держа в руке пакет.

– Знаем, где она работает, – и она осеклась. – Это не наши проблемы. Её задача сейчас учиться! Остальное нас не касается.

– Она хороший человек. Не думаю, что без веских причин, она пошла бы на такую сделку с собственной совестью, – Ашната не могла поверить в то, в чем обвиняют её подругу.

– Я вижу, вам свойственно смотреть на мир через розовые очки, уж простите мою прямолинейность. Ашната, вы такие разные. Советую снять эти очки хотя бы на время и познакомиться поближе с Вашей подругой, – методистка достала несколько папок из шкафа и вытащила листок с фотографией Анны. Это было её личное дело.

Ашната быстро пробежала глазами, словно скользя по хрустально-ровному льду. Потом поскользнувшись взглядом на чем-то, остановилась. Часто сглатывая, она то и дело поднимала брови. Лицо выражало бурю негодования. Хлопая длинными от природы ресницами, она водила указательным и средним пальцем около веска. Потом резко отодвинув листок от себя, сказала:

– Все что здесь написано, не имеет никакого значения!

– Вы видно шутите? Как это не имеет значения? – методистка опешила от такой реакции.

– Нисколько не шучу! Для меня это ровным счетом ничего не значит и точка!

Закрыв дверь, Ашната прижалась спиной к холодной стене. Из её глаз покатились теплые слёзы. Она не понимала. Отказывалась понимать. Конечно, для неё было важно все, что она прочитала, но поверить до конца в это она не могла. Не хотела.

* * *

– Почему ты не пришёл к ужину? Я тебя ждала. Как ты мог снова не прийти?

Фурией вбежав в комнату, Лидия смотрела на него, сидящего в просторном зале. Опрокинув голову назад, Александр сидел на черном кожаном диване, его ноги расслаблено лежали на пуфике. Тихая музыка вытесняла тишину, висевшую дамокловым мечом в огромном доме.

– Не кричи. Я тебя прекрасно слышу, – спокойным голосом, ответил он, не открывая глаз.

– Мне надоело все!

– Что именно?

– Все! Ты не обращаешь на меня внимания уже очень давно. Не замечаешь. Ты со всеми так холоден, или только мне повезло?

– Что за концерт ты устроила вчера? Тебе было неприятно, но ты могла бы этого избежать.

– Как? Скажи как? Как можно привыкнуть к тому, что тебя не хотят? Да, я купила себе новое бельё, думала, что ты обратишь на меня внимание хотя бы в нём.

– Ты сама делаешь себе больно. Ты никогда не страдала от недостатка мужского внимания. И сейчас не страдаешь, не так ли? Отсутствие внимания одного смертного не должно тебя огорчать. Или это новая инсценировка?

– Что происходит? Ну, скажи! Александр, в конце концов, я твоя жена и имею право говорить с тобой!

– Да, ты моя жена. Садись рядом.

С темными жучками в глазах, которые ядовито размножались в её душе лицемерием и желанием удержать звание жены миллионера, она села рядом с ним. Розовое платье захрустело, соприкоснувшись с диваном. Положив ногу на ногу, она обняла колено руками и испытывающи посмотрела ему в глаза.

– Говоря то, что ты сама делаешь себе больно, я говорю честно о том, что чувствую. Мы много раз беседовали на эту тему. Неужели ты не понимаешь, что я давно живу с твоей душой врозь. Мне тоже больно говорить это, причиняя тебе лишний раз страдание. Но это правда.

– Я молодая, красивая женщина. Дай мне хотя бы немного тепла. Я нуждаюсь в нем.

– Пожалуйста, перестань! Мы оба знаем, что все ложь! – резко встав с дивана, он взял пиджак, лежащий рядом, и вышел в сад.

Бросив пиджак на траву, он сел на скамейку. Как всегда веселая собака подбежала к хозяину, аккуратно взяв в пасть его руку. Видя, что он не замечает её игры, Грета лизнула ладонь и головой подтолкнула её, чтобы хозяин наконец заметил её и приголубил.

– Ну привет, моя лошадка, – он любил ласково называть её лошадкой или пони. И, правда, грациозная, породистая, поджарая и такая красивая, она напоминала чистопородную племенную лошадь.

– Мадлен, кто снял ошейник с Греты?

– Не знаю. Вам принести вечерний чай?

– Будь добра. Но все же кто снял с собаки ошейник? Там наши телефоны, на случай если она перепрыгнет через забор. Закажи завтра новый точно такой же.

– Конечно, господин.

– Опять? Не называй меня господином, чувствую себя каким-то рабовладельцем. «Александр» и этого мне достаточно, – улыбнувшись, сказал он и погладил мокрый нос любимой собаки.

– Хорошо, Александр. Буду стараться исправиться. Я приготовила Ваш любимый апельсиновый пирог. Думала, что Вы приедете к ужину…

– Принеси мне, пожалуйста, чай сюда. И кусок пирога, – улыбка озарила его лицо.