И я вдруг поняла, что белый парн не обманывает этого мастера, как не обманул он Ашера и Ёзефа. Он тоже мог отличить, кто скрывается под покровом: «бездушная» кукла или живая женщина с тёмным даром.
Джастер, не дожидаясь ответа, посмотрел на небо, где тонкие облака из последних сил скрывали солнце, положил ладони на морды наймаров, прикрыл глаза, и в следующий миг два чёрных облака опали вниз, оставляя наших лошадей в первозданном виде, и стремительными тенями скользнули в сторону храма Сурта, растворившись в черноте его стен.
Шут сел на Огонька, и я тоже забралась в седло Ласточки. Обе лошади стояли смирно и выглядели заметно уставшими. Видимо, вселение наймаров давалось им непросто даже с волшебством Джастера.
Не обращая на расступавшихся перед ним людей внимания, лёгкой рысью Шут направил Огонька в сторону от храма. Я ехала за ним и старалась не думать о том, что он опять устроил представление и преподал урок не только простым людям и Взывающим, но и мне.
«Из тени многое видно», «Учись смотреть и видеть, слушать и слышать. Тогда то, что люди полагают тайным, станет для тебя явным» — так он однажды сказал. Ох, увидеть и услышать из этой самой «тени» я успела так много, что за седьмицу не передумать. Только вот все его тайны по-прежнему оставались для меня тайнами, к тому же их ещё и добавилось.
Невольничий рынок неприятно поразил меня. Хотя Джастер предупреждал, что с невольниками могут обращаться как угодно, но всё же я оказалась не готова к тому, что увидела.
Рынок и в самом деле располагался на площади достаточно недалеко от храма Сурта, — мы проехали несколько улиц, — и состоял из сараев и невысоких помостов, на которых люди продавали людей. Связанные или скованные, полуголые и босые мужчины и мальчики стояли на солнцепёке, опустив бритые головы вниз, под охраной, вооружённой дубинками и кнутами. Хозяева нахваливали свой товар, рассказывая насколько это умелые и полезные работники. Покупатели подходили, тыкали в них пальцами, проверяя крепость мышц, заставляли показывать зубы, спрашивали, каким ремеслом невольник владеет…
И всё это унижение перемежалось криками, стонами, торгами, ударами кнутов, запахами пота и мочи…
Великие Боги, как такое вообще возможно?! Как люди могут относиться к другим людям, словно это животные?! Неужели… Неужели они с женщинами также?! Это же… Это невыносимо!
Больше всего мне хотелось развернуть Ласточку и умчаться прочь с этого рынка, из этого города, обратно в Эрикию, где никто не продавал людей как бесправную скотину…
Но я даже не могла закрыть глаза, чтобы не отстать от Джастера, невозмутимо направлявшегося среди этого людского моря бед и горестей туда, где я уже видела знакомые чёрно-жёлтые одежды «ос». Судя по тому, что люди просто обходили нас, не обращая внимания на Ашу Сирая, он опять использовал своё волшебство, становясь незаметным посреди толпы.
Надеюсь, Джастер не станет здесь задерживаться дольше необходимого…
Альмахаим о чём-то спорил с толстым человеком в богатой одежде. На голове толстяка красовалась целая башня, накрученная из дорогой ткани и украшенная драгоценным камнем, а толстые пальцы были унизаны перстнями. Мирам стоял, покорно опустив голову, а за ним, в окружении «ос», весь караван.
Многие подходили и интересовались у пленных торговцев, почему они в таком несчастном и измученном виде. «Осы» не мешали разговаривать, но и близко любопытных не подпускали. Бывший хозяин каравана со своими приятелями горько сетовали на несчастную судьбу. Их слушали, сочувственно кивали, но когда речь заходила о выкупе, никто не спешил раскошеливаться. Танцовщицы на мулах тоже вызывали интерес, и многие шли к толстяку узнать о цене, но тот лишь недовольно отмахивался, поглощённый спором с предводителем «ос».
Всё это я сумела разобрать, пока Джастер, остановив Огонька, молча наблюдал за происходящим. Я не понимала, чего он ждал, но тоже молчала, привычно изображая «бездушную».
— Так ты утверждаешь, о досточтимый Альмахаим, сын Садира, что хозяин этого каравана сам Ашу Сирай? Прогневавший Сурта и проклятый в каждом храме?
— Я уже трижды повторил это, о досточтимый Касим, — заметно теряя терпение, ответил предводитель «ос».
— И ты утверждаешь, что сам Ашу Сирай должен явиться сюда, чтобы распорядится судьбой этих несчастных?
— Мне нет дела до судьбы этих ничтожных! Тёмноокий отвернулся от них и предал их жизни в руки тому, чьё имя я уже четырежды назвал тебе за нашу беседу! — Альмахаим гордо вскинул голову, и я поняла, что он уже знает историю пленения и судьбу разбойников. — Воистину, пусть он делает с этими глупцами, что хочет!
Толстяк рассмеялся, его живот под дорогими тканями заходил ходуном.
— Довольно дурачить меня, почтенный Альмахаим! Всем известно, что Ашу Сирай исчез в пустыне много лет назад, и наверняка его кости давно обглоданы шакалами! Даже если он жив, как ты утверждаешь, то он ни за что не явится в Онферин, чтобы Тёмноокий не покарал его за его преступления!
Предводитель «ос» довольно приосанился и гордо усмехнулся.