Ася находит семью

Вопрос задан чрезвычайно вежливо. Прохожий, идущий навстречу, должен быть человеком воспитанным: на нем инженерская фуражка. Однако — хорош! — взглянул угрюмо и прошел мимо. Обернувшись в сердцах, Ася застывает на месте. Прохожий тянет за собой салазки, на них — небольшой гроб. Тянет и даже не поглядит назад, хотя санки кренятся набок, прыгают по бугристой, похожей на застывшие волны мостовой. Наверно, гробик еще пустой.

Мама говорила, что главное теперь — сохранить детей. Только бы продержаться, пока не настанут лучшие времена. Больше ничего и не надо… А сама не продержалась, захворала. Но она сказала, что выживет, что ей никак нельзя умирать, потому что Аське тогда конец.

И верно. Асин отец погиб от немецкой пули. На Андрея, маминого брата, нечего рассчитывать. Мама часто говорит, что ему самому требуется нянька. Прошлой весной он с отличием окончил техническое училище в Приозерске, мог бы поступить на хорошее место даже в Москве — везде взяли бы способного электрика. Но Андрей захотел работать на Черных Болотах в Торфострое, а там землянки, бараки и первобытные условия. Где уж ему заботиться об Асе! Подумали они с мамой, подумали… Получалось, что маме никак нельзя оставлять Асю. Есть еще Варька. Она живет в их семье и любит их всех без памяти, но она чужая и малокультурная. Мама сказала, что все сейчас малокультурные, даже кто на больших постах. И никому нет дела до чужих детей. До чужих ли в такое время?

Пожалуй, мама догадывалась, что за родственнички эти Алмазовы. Она так странно, так нерешительно сказала:

— В случае чего помни, что у тебя есть приют, что тетя Анюта папе родная сестра. В случае чего, понимаешь?

Ничего Ася не хочет понимать! Выпишется мама из больницы, Ася признается ей, до чего она ее любит, как скучала… А потом посмешит. Изобразит коротышку — теткиного мужа, как он испугался, что Асю навяжут ему на шею.

Девочка перебежала Садовую, попала наконец на Тверскую, людную, хоть не щедро, но освещенную — можно разглядеть все впадины и бугры на мостовой, — и припустила во весь дух. Не бежит, а летит!

Бац! С Асей иначе не бывает. Разыграется, разойдется и тут же поплатится. Ну почему она налетела на какую-то тетку в платке, почему ее угораздило грохнуться со всего размаха?

Женщина, тоже угодившая в сугроб, вместо того чтобы обругать Асю, рассмеялась:

— Мы с тобой ни при чем. Виноваты буржуи, что никак не выучатся по-людски тротуары чистить.

Однажды, когда к ним на Пятницкую заглянул Андрей, Ася слышала спор, разгоревшийся между ним и мамой, которая не одобряет теперешних крутых мер. Сейчас Ася тоже сочла неуместной шутку над теми, кого гоняли на трудовую повинность. Она поспешила обойти стороной женщину в платке, однако та не отстала, ухватила Асю за воротник и давай своей большой рукавицей отряхивать снег с ее пальто.

— Ленту не оброни, сердитая. Потеряешь, влетит от матери.

Это верно, что влетит. Ася схватилась за косы. Теперь ленты не купишь. Варька говорила, что все ленточные фабрики позакрыты как не имеющие государственного значения.

То ли снег, набившийся за шиворот и в башмаки, охладил возбуждение Аси, то ли усталость взяла свое, но девочка уже едва тащилась. Едва брела, сутулясь, прижимая подбородок к воротнику, жмурясь при каждом порыве ветра, дувшего в лицо, в глаза, в глотку. Перед ней неотвязно всплывала картина — тетя Анюта раскладывает по тарелкам кашу. В особнячке к каше всегда подают масло. Настоящее масло…

Вдруг вдали среди мрака завиднелись взвивающиеся искры и язычки костра. Костер освещал площадь, расступившуюся перед губернаторским дворцом, который теперь занят Московским Советом. Прибавив шагу, Ася вспомнила, как вдвоем с Варькой приходила сюда перед самым маем; как у них на глазах, словно отслужившую мебель, убирали с площади чугунного генерала вместе с чугунным конем; как возмущались некоторые прохожие, что синие дощечки с надписью «Скобелевская площадь» заменены красными, сообщающими, что площадь переименована в «Советскую».

Костер пылал ярко, звал к себе. Но как подступиться, если вокруг солдаты? Возможно, караул, приставленный к Совету; возможно, патрули, которых Ася почему-то побаивается. Эти люди нисколько не напоминают тех аккуратных солдатиков, которые отдавали честь Асе и ее отцу, когда он надел офицерскую форму, став военным врачом. Но они и не такие бородатые и оборванные, как те, что появились в прошлом году и назывались демобилизованными.

Набравшись храбрости, Ася проскользнула к костру, к самому жару.

Набравшись храбрости, Ася проскользнула к костру, к самому жару. Пришлось у всех на виду протягивать к огню то одну, то другую ногу в неуклюжих, уродливых башмаках. Варькиной работы башмаки. Скроены из оставшейся от отца гимнастерки. Имеются у Аси хорошие ботиночки и ботики к ним, да очень жмут, куплены еще до переворота.

Кто-то сломал пополам доску, швырнул в костер. Пламя разгорелось, вымахнуло вверх. На розовой стене бывшего дворца стали различимы выбоины, следы пуль.

— Эка зазевалась!

Один из солдат отвел в сторону Асин башмак — толстая войлочная подошва начала дымиться.