Асимметрия

– Ладно, идём на кухню помацубарим, – хмуро сказал Синоптик, облачаясь в джинсы, майку и красный, грубой вязки свитер с изображением эпического оленя, – пусть девушка приведёт себя в порядок.

Последним элементом гардероба стали кеды. Подцепив их, Синоптик пинком распахнул дверь и поманил меня. Тата пожала плечами и пискнула мне зачем-то по-английски: «Айм сорри!» и было не ясно, извиняется она за внезапное вторжение или за то, что приходится теперь выпроваживать меня из собственной же комнаты. Я кивнул, и мы молча вышли в тускло освещённый коридор общаги, насквозь пропахший задубелой кожей, кошачьей мочой и мохнатой пылью, болтающейся на сквозняках пышным перекати-полем. Электронное табло часов рядом с пиктограммой бегущего человечка и надписью «выход» безразлично сообщало время 04:25. Синоптик нырнул в арку под часы, я послушно плёлся следом. Шамотные стены старого общежития впитали недельный дождь, очертив на бледно-серой штукатурке тёмные от влаги спиломы, похожие на чернильные пятна Роршаха. От обильных дождей значительней всего пострадала кухня на пятом этаже – процессы эрозии там ускорила крыша, клепанная ведёрной жестью. В день официального исхода лета по григорианскому календарю она не выдержала и обрушилась, пробив прогнившей балкой потолок и похоронив под обломками крепкий кухонный стол с двумя астраханскими арбузами. По счастью, хозяин бахчи Володько Некрылов, бегал в это время по соседям в поисках ножа и компании. Эту дикую историю рассказывал мне сам Некрылов, убеждавший, что подобные случайности въедаются в костный мозг и остаются там на всю оставшуюся жизнь, которой, к слову, могло бы и не быть. Помещение признали аварийным, оставив капитальные работы по ремонту крыши до весны, а жильцам-попаданцам с пятого на время разрешили пользоваться кухней соседей снизу.

Четвёртый этаж встретил нас привычным дыханием сквозняка. Над головой уныло потрескивала единственная лампа, где-то в глубине длинного как сосиска коридора горели отражённым светом два немигающих глаза беременной кошки Маруси. На кухне выкипал оставленный на плите чайник. Пар горячим туманом клубился в воздухе, размачивая кислую вонь сковород и кастрюль, безобразной и шаткой грудой сброшенных в рукомойник.

За недолгое время альтернативной службы я успел понахвататься кое-каких армейских жаргонизмов. Многие солдафонские словоизвержения не требовали специальной подготовки и интуитивно сводились к словарному запасу гражданского. Например, я догадывался, что косепор – это солдат, допускающий оплошность, а якорь – тоже солдат, только медленный или заторможенный. Значение таких слов, как «стукач», «подшива» или «шухер» вовсе не требовали пояснений, а вот некоторые, наоборот, вгоняли в ступор. О происхождении слова «мацубарить» можно было только гадать. Сакральная семантика слова требовала от носителя простого принятия на веру факта, что на армейской фене «мацубарить» означало желание курить. Зачастую «помацубарить» было не более, чем предлогом для завязки бахора, то есть разговора. Во всяком случае, одно другого не исключало.

Синоптик похлопал по карманам, нащупав в заднем то, что искал. Достал сигаретную пачку, щелчком раскрыл и протянул мне, предлагая угоститься.

– Не курю, – сказал я и, подойдя к замызганному подоконнику, сплюнул в вечно открытую нараспашку форточку. По ту сторону окна проклёвывался росток рассвета, подсвечивая нежно-розовым тёмные прожилки слоистых туч.

Он безразлично пожал плечами, подцепил зубами сигарету и подкурил от пламени горелки. Затем крутанул ручку, перекрывая газ, затянулся и впился в меня колючим взглядом.

– Так ты знаешь Сазана или нет? – спросил он, умащивая свой зад рядом на подоконнике.

– Коменданта общежития? Семёна Созоновича?

– Семёна, ага, Созоновича!

– Сразу так сказал бы. Конечно! Он мне ключ от комнаты давал и показывал, как пользоваться забитым унитазом в туалете, чтобы не заливать говном соседей снизу.

– Это да! – отозвался Синоптик. – Он тот говномут, и ему за его говномутство ещё приплачивают! Говорил, упрашивал, бутылку совал: Сазан, никаких соседей, а он всё равно, сука, сделал по-своему.

Синоптик стряхнул пепел, и будто очнулся.

– Как там тебя?

– Ким, – напомнил я.

– Ким, извини, что я так люто накинулся! Ситуация, сам понимаешь: все на эмоциях!

– Понимаю! Когда эмоции через край, напряжение надо убирать.

– Стопудняк! Надо было развялиться, – Синоптик показал неприличный жест и весело, со значением подмигнул. – Маленькая, но рукастая!

– Без подробностей, ладно. Хватило впечатлений от увиденного.

– Ты мне вот что объясни: как можно было так щемить, чтобы не услышать происходящего в соседней люле? – Синоптик пошло хихикнул, заметив моё смущение, и заговорщицки толкнул меня локтем вбок. – Ты случайно того, не вуайерист?

– Ничего себе предъява!

– Га-аа! Сосед, не пылесось тайгу, я же шуткую! Тыркаться сейчас бесполезно – уж как-нибудь да разместимся. Шконок много – целых четыре, всем найдётся места. После вопрос с Сазаном порешаем.

– Мне на работу через три часа, – тоскливо сказал я. – Надо выспаться.