Асимметрия

Я чувствовал, мама делает над собой серьёзное усилие – сверхусилие, но фальшивое ободрение в голосе было слишком прилежным и истовым.

– А как у тебя?

– По-всякому, – честно вздохнули в трубке. – Беру сверхурочные, устаю сильно. По тебе скучаю, но приехать пока не могу. Билет дорогой.

– Что-нибудь придумаем. Обещать не буду, но может выберусь к тебе на Новый год. – Я помолчал. – Я что хотел спросить?

– Да?

– Помнишь, когда я пошёл в школу, тебя направили от вашего отдела на повышение квалификации в Польшу. Тебе ещё пришлось везти меня в Зуевку к тётке.

Секундное замешательство повисло пеленой.

– Конечно, помню, – наконец отозвались на том конце. В далёком, забитом телефонными помехами голосе чувствовалось недоумение, но воспоминания уже поглотили маму с лихвой, и она поплыла по волнам памяти. – Сестра была не в восторге, что на полтора месяца в её семье станет на одного непослушного ребёнка больше.

– Ты заставляла меня писать тебе.

– Не выдумывай, не было такого, – возмутилась она и порскнула как-то особенно задорно, по-детски. – Я не могла тебя заставить: ты не умел ещё писать. Я просила, чтобы ты рисовал для меня на открытках, а тётя Наташа должна была эти открытки опускать в почтовый ящик.

– Но она постоянно теряла или забывала обратный адрес, и открытки к тебе не доходили.

– Немудрено! Я и сама помню название города с трудом. Кажется, он назывался Селедце.

– Седлыде, – подсказал я.

– Хм-мм… Точно! – мамин голос засиял. – Надо же: ты помнишь. Мы жили там в коттеджных домиках прямо на берегу искусственного озера. Веранда выходила на камышовый берег с пристанью, а окно комнаты – на дорогу и островок старого еврейского кладбища за ним.

– Да, это место тебе очень нравилось. Ты много про него рассказывала. Как прикармливала двух лебедей и подранка-селезня крошками, как ходила пешком до станции по тропинке между могильных холмов и склепов, как каждое утро ехала в безупречно чистых скоростных вагонах до Варшавы, где с вокзала вас забирал микроавтобус с кондиционером и вёз в проектное бюро на Банковскую площадь.

– Почему ты об этом вспомнил?

– Вспомнил. Просто вспомнил. – Я поискал глазами белобрысую, но не нашёл её в толпе. – Помнишь, на обратной дороге, уже вечером, голодная, ты перехватывала в кафетерии, на кампусе, где тебе на сдачу давали сладости…

– Конфетки-тянучки, – улыбнулась мама. – Удивительно! Кажется, это было только вчера, а прошло столько лет. Кстати, сколько? Десять? Больше?

– Да, – на мгновение я задумался. – Мне было семь. Тогда я ещё не знал, что конь ходит буквой «Г».

– Что, алло? При чём здесь конь?

Неожиданно сухо защёлкали петарды где-то над ухом, сыпался и хрупал веер разноцветных римских звёзд.

– Ма, извини, не могу говорить! – изо всех сил закричал я в трубку. Залпы салюта заглушали голос настолько, что я с трудом слышал самого себя. – Здесь слишком шумно. Перезвоню, как смогу.

Скомканный телефонный разговор продолжать дальше было невозможно. К пиротехническому шоу подключились шутихи. Они завывали диким зверем, разбрасывая в стороны конфетти и серпантин. Зрители посрывались с мест, обступив фейерверк тесным полукругом, восторженно рукоплескали. В шапку для сбора денег – старомодный котелок с элегантной лентой из атласа – посыпалась звонкая мелочь. Я протиснулся сквозь толпу и вывернул из кармана в «шапку» все бумажные деньги, а, чтобы не разнесло ветром, припечатал сверху голубой пиалой.

Когда я почти выбрался на бетонную кромку пустынной набережной, набив полные кроссовки острых камней, меня неожиданно тронули за плечо. Я обернулся. Переводя дыхание, передо мной стояла белобрысая. В шагах двадцати от неё переминался с ноги на ногу исполнитель номера с кубом – Пашка в фиолетовых шароварах, в бусах и косичках-дредах.

– Я тебя искала! – выдохнула она и упёрла руки в колени, громко выдохнула. – Еле нашла!

– Ах да! Если ты про пиалу, то она в шляпе.

– Что? Пиала в шляпе! Ой, я про неё совсем забыла. Мог бы оставить себе. Но всё равно спасибо, что вернул.

– Да не за что! – я смущённо улыбнулся. – Ну… я пошёл?

– Подожди. Ты не спешишь? Можешь задержаться? – в отчаянии она заломила руки и виновато улыбнулась. – Ты не подумай ничего такого, просто я решила, что тоже могу тебя кое-чему научить… У меня хотя опыта немного, но под рукой всегда есть – та-дам! – Пашка.

– Можно просто Паша, без тадам! Да, ты, друг, ничего такого не думай!

– Я ничего такого и не думаю. Могу и задержаться.

– Правда? Здорово! – Она протянула мне руку. – Тогда идём!

Глава 7

Пришла пора, мы подросли,

И в кузню страшную вошли,
Огонь раздули в очаге,
С тяжёлым молотом в руке,
Презрев жару и темноту,
Мы для себя куём беду.

Адам Варашев

– Вы не будете против, если я закурю?