Асканио

— А если я попрошу что-нибудь другое, вы мне поможете? — также шепотом спросил Бенвенуто.

— Да, — живо ответила герцогиня. — И клянусь, что бы это ни было, король исполнит вашу просьбу!

— А мне незачем просить соизволения короля на брак Асканио и Коломбы, — заметил Бенвенуто. — Вы сами попросите об этом, сударыня.

Герцогиня пренебрежительно усмехнулась.

— О чем вы там шепчетесь? — спросил Франциск I.

— Герцогиня была так добра, что вспомнила об обещании, данном вами, сир, на тот случай, если я угожу вашему величеству своим Юпитером.

— Мы с канцлером Пуайе тоже были свидетелями, ваше величество, — сказал, подходя, коннетабль. — Вы даже поручили мне и моему коллеге…

— Да-да, коннетабль! — весело прервал его король. — Я просил вас напомнить об одном обещании, если бы я о нем забыл; честное слово дворянина, я прекрасно все помню! Итак, господа, благодарю вас за вмешательство, хотя оно и совершенно излишне. Ведь я обещал исполнить любую просьбу Бенвенуто, когда будет готов его Юпитер. Не так ли, коннетабль?.. Хорошая у меня память, канцлер?.. Требуйте, Челлини, я в ваших руках, только, прошу вас, поменьше думайте о своих заслугах, ибо они безграничны, и побольше — о наших возможностях, ибо они весьма ограниченны. Требуйте всего, чего пожелаете, кроме нашей короны и нашей возлюбленной!

— Что ж, ваше величество, — сказал Челлини, — если вы так милостивы к своему недостойному слуге, я воспользуюсь этим и попрошу вас только об одном: помилуйте беднягу школяра, который поссорился с виконтом де Марманем на набережной, против Шатле, и во время дуэли проткнул виконта шпагой.

Все придворные были поражены скромностью этой просьбы, и в первую очередь герцогиня д’Этамп; она изумленно глядела на Челлини, думая, что ослышалась.

— Черт побери! — воскликнул Франциск I. — Вы желаете не более и не менее, как заставить меня воспользоваться правом помилования, ибо еще вчера канцлер говорил, что преступник заслуживает виселицы!

— О ваше величество, — воскликнула герцогиня, — я сама хотела вступиться за молодого человека. Дело в том, что я недавно имела вести от Марманя. Виконту гораздо лучше, и он просил меня передать, что сам искал ссоры со школяром… Как его зовут, маэстро Челлини?

— Жак Обри, мадам.

— …и что этот Обри ни в чем не повинен. Я прошу вас, ваше величество, не спорьте с Бенвенуто и поскорее исполните его просьбу, пока он не спохватился и не попросил чего-нибудь большего.

— Хорошо, маэстро, будь по-вашему, — сказал Франциск I. — Недаром пословица говорит: "Кто дает быстро — дает вдвойне". Поэтому пусть приказ об освобождении отправят немедленно. Слышите, канцлер?

— Все будет исполнено, ваше величество.

— А вас, дорогой маэстро Челлини, — продолжал Франциск I, — я попрошу зайти в понедельник в Лувр. Мы с вами потолкуем о мелочах, которыми с некоторых пор пренебрегает мой казначей.

— Но разве вашему величеству не известно, что двери Лувра…

— Ничего, ничего! Лицо, отдавшее этот приказ, отменит его. Это была военная мера, ну, а поскольку теперь нас окружают одни друзья, военное положение отменяется.

— Отлично, сир! — воскликнула герцогиня. — Но, если вы, ваше величество, так великодушны, выполните и мою просьбу, хоть я и не имею никакого отношения к Юпитеру.

— Зато, герцогиня, у вас много общего с Данаей, — заметил вполголоса Бенвенуто.

— В чем же заключается ваша просьба, мадам? — спросил Франциск I, не расслышав колкости Челлини. — И поверьте, герцогиня, наше желание угодить вам неизменно и не зависит от случая, пусть даже самого торжественного.

— Благодарю вас, сир! Я прошу ваше величество оказать честь господину д’Эстурвилю и в понедельник на будущей неделе подписать брачный контракт моей юной подруги мадмуазель д’Эстурвиль и графа д’Орбека.

— Но какая же это милость? — воскликнул Франциск I. Это удовольствие, и прежде всего для самого короля; я еще останусь вашим должником, мадам, клянусь вам!

— Значит, ваше величество, условлено: в понедельник? — переспросила герцогиня.

— В понедельник, — ответил король.

— А разве не жаль, герцогиня, что к этому торжественному дню у вас не будет заказанной вами Асканио золотой лилии? — спросил вполголоса Бенвенуто.

— Конечно, жаль, — отвечала герцогиня д’Этамп. — Но что ж поделать, ведь Асканио в тюрьме.

— Да, но зато я на свободе, — возразил Бенвенуто. — Я охотно закончу лилию и принесу ее вам.

— О! Если вы это сделаете, я, честное слово, скажу…

— Что вы скажете?

— Скажу, что вы очень любезны.

С этими словами герцогиня протянула Бенвенуто руку, и художник, испросив взглядом разрешения короля, галантнейшим образом запечатлел на ней поцелуй.

В эту минуту кто-то слабо вскрикнул.

— Что случилось? — спросил король.

— Простите, ваше величество, — сказал прево, — это моя дочь; ей дурно.

"Бедняжка! — подумал Бенвенуто. — Она решила, что я предал ее".

XX БРАК ПО РАСЧЕТУ

Бенвенуто собирался уехать из Фонтенбло в тот же вечер, но Франциск I так его удерживал, что пришлось переночевать в замке.