Асканио

– И что, если я вас полюблю, вы женитесь на мне.

– Нет, Жервеза, вот уж этого я никогда не говорил!

– Говорили, сударь!

– Нет, нет и нет! Потому что, видишь ли, Жервеза, мой отец заставил меня поклясться, как некогда Гамилькар

Ганнибала118.

– В чем?

– В том, что я умру холостым.

– О, я несчастная! – разражаясь слезами, воскликнула

Жервеза, которая, подобно всем женщинам, всегда могла

118 По преданию, карфагенский полководец Ганнибал (247–183 годы до н. э.), сын

Гамилькара Барки, девятилетним мальчиком был взят отцом в поход против римлян.

Перед походом отец заставил его принести клятву, что он посвятит всю жизнь борьбе с

Римом – главным врагом его родины.

заплакать в нужный момент. – Вот каковы мужчины –

клянутся, обещают и тут же забудут все свои клятвы! Вот и я возьму и поклянусь, что никогда больше не попадусь на такую удочку!

– И правильно сделаешь, Жервеза, – наставительно сказал Жак Обри.

– Подумать только! – продолжала девушка. – Для воров, разбойников, мошенников законы существуют, а вот для таких негодяев, которые обманывают бедных девушек, никакого наказания не придумано!

– И для них есть наказание, Жервеза.

– Неужели?

– А как же! Ведь несчастного Асканио посадили в

Шатле за то, что он обманул Коломбу.

– И хорошо сделали, – отвечала Жервеза. – Мне очень хотелось бы, чтобы и вы оказались там же.

– Боже мой! Жервеза, да ведь того же самого хочу и я! –

воскликнул школяр. – И, как я уже говорил, рассчитываю в этом деле на твою помощь.

– На мою помощь?

– Да.

– Смейтесь, смейтесь, неблагодарный!

– Жервеза, я говорю совершенно серьезно. Если бы только ты согласилась…

– Согласилась?.. На что?

– Да, если бы ты согласилась пожаловаться на меня в суд.

– За что?

– За то, что я тебя обманул. Но ты побоишься…

– Я? – воскликнула Жервеза, обидевшись. – Побоюсь сказать правду?

– Но ведь придется дать клятву.

– Что ж тут такого?

– И ты поклянешься, что я тебя обманул?

– Да, да, да! Тысячу раз да!

– Ну, тогда все в порядке! – сразу повеселел Жак Обри.

– А я-то боялся, что ты не согласишься. Ведь клятва – вещь серьезная.

– Хоть сейчас поклянусь, лишь бы вас поскорей засадить в Шатле, сударь!

– Прекрасно!

– Отправляйтесь к своему Асканио!

– Превосходно!

– Там у вас будет достаточно времени, чтобы вместе с ним покаяться в грехах.

– О большем я и не мечтаю!

– А где мне искать судью?

– Во дворце Правосудия.

– Сейчас же иду туда.

– Идем вместе, Жервеза.

– Да-да, вместе. И, надеюсь, наказание не заставит себя ждать.

– Вот тебе моя рука, Жервеза, обопрись на нее, – сказал

Жак Обри.

– Идемте, сударь!

И оба не спеша, так же как обычно ходили гулять по воскресеньям в Пре-о-Клер или на Монмартр, отправились во дворец Правосудия.

Однако по мере приближения к храму Фемиды119, как

119 Фемида (греч. миф.) – богиня правосудия.

высокопарно называл Жак здание парижского суда, Жервеза все больше замедляла шаг; добравшись туда, она еле взошла по лестнице, а у дверей судьи ноги вовсе отказались ей повиноваться, и девушка всей своей тяжестью повисла на руке школяра.

– Ну что, крошка, струсила? – спросил Жак.

– Ничуть, – ответила Жервеза. – Просто робею немного перед судьей.

– А чего перед ним робеть? Такой же человек, как и все.

– Да, но ведь придется ему все рассказывать…

– Ну и расскажешь, велика важность!

– И клятву придется давать.

– Ну и дашь!

– Жак, а ты вполне уверен, что обманул меня?

– Черт возьми, разумеется! Не ты ли сама только что уверяла меня в этом?

– Так-то оно так, но, знаешь, как ни странно, а вся эта история кажется мне сейчас совсем другой, чем дома.

– Идем, идем! Я так и знал, что струсишь.

– Жак, миленький, – взмолилась Жервеза, – пойдем лучше домой!

– Эх, Жервеза, Жервеза, но ты же обещала!

– Жак, дружочек, я больше никогда не буду тебя упрекать! Не буду ни о чем просить. Я полюбила тебя просто потому, что ты мне понравился, вот и все.

– Идем, идем! – тащил ее Жак. – Недаром я боялся, что ты струсишь. Но теперь все равно поздно.

– Почему?

– Ты шла, чтобы пожаловаться на меня, вот и жалуйся.

– Ни за что! Ни за что, Жак! Я хочу домой!

– Э, нет! – ответил Жак, раздраженный как ее упорством, так и причиной отказа. – Нет, и еще раз нет!

И он решительно постучал в дверь.

– Что ты делаешь? – закричала Жервеза.

– Сама видишь: стучу.

– Войдите! – послышался гнусавый голос.

– Я не хочу входить, не хочу! – твердила Жервеза, пытаясь вырваться из рук Жака.

– Входите! – повторил тот же голос, на этот раз более внятно.

– Жак, пусти, не то я закричу! – сказала Жервеза.

– Да входите же! – в третий раз произнес голос, но теперь уже у самой двери, и в тот же миг она распахнулась. –

Ну-с, что вам угодно? – спросил высокий, тощий человек, одетый в черное, при одном взгляде на которого Жервеза задрожала, как лист.

– Вот эта девица, – сказал Жак Обри, – пришла к вам с жалобой на меня.

И он втолкнул Жервезу в темную, отвратительную, грязную переднюю. Дверь тут же захлопнулась, словно западня.

Жервеза слабо вскрикнула не то от страха, не то от неожиданности и скорей упала, чем села, на табурет у стены.