Обе женщины снова громко вскрикнули: одна радостно, другая испуганно. Госпожа д'Этамп бросилась к Диане, чтобы вырвать у нее цветок, но Бенвенуто, удержав ее одной рукой, другой показал вынутое из лилии роковое письмо. Быстро взглянув в чашечку цветка, госпожа д'Этамп увидела, что тайник пуст.
– Я на все согласна, – сказала упавшим голосом герцогиня, не в силах продолжать борьбу.
– Клянетесь Евангелием? – спросил Бенвенуто.
– Клянусь!
– Где же они, ваши доказательства, маэстро Челлини? –
нетерпеливо произнес король. – Я вижу только искусно сделанное в цветке небольшое углубление, и ничего больше.
– Верно, ваше величество, здесь ничего нет, – подтвердил Бенвенуто.
– Но прежде могло быть, – заметила Диана.
– Вы правы, сударыня, – согласился Челлини.
– А вы не подумали о том, сударь, что подобные шуточки могут очень дорого обойтись? Люди и покрупнее вас жестоко расплачивались за попытку играть мной.
– Поверьте, сир, я был бы в отчаянии, если бы навлек на себя ваш гнев, – совершенно спокойно ответил Челлини. –
Но, право, я не сделал ничего плохого, и, надеюсь, вы, ваше величество, не приняли всерьез этой шутки. Неужели вы допускаете, чтобы я с такой легкостью возвел на герцогиню столь тяжкое обвинение? Госпожа д'Этамп, если вы пожелаете, может сама показать вам письмо, вынутое из тайника. В нем действительно говорится о любви, но о любви Асканио к одной благородной девице. На первый взгляд такая любовь может показаться безумием, но Асканио, как всякий истинный художник, вообразил, что прекрасное творение достойно прекрасной девушки. Он использовал эту лилию в качестве посланца любви и вложил в нее письмо, в котором обращается к госпоже д'Этамп, моля ее, как провидение, о помощи. А ведь, как вам известно, сир, провидение всемогуще; и я полагаю, вы не станете гневаться на герцогиню, ибо, совершив это доброе дело, она приобщит к нему короля Франции. Вот и вся загадка, ваше величество! А если мои упражнения в красноречии оскорбили вас, простите великодушно!
Вспомните, ваше величество, что вы всегда разрешали мне держаться в вашем присутствии просто и непринужденно.
Эта серьезная, почти строгая речь сразу все изменила.
По мере того как Челлини говорил, лицо Дианы вытягивалось, лицо госпожи д'Этамп, напротив, прояснялось, а к
Франциску I мало-помалу возвращалось хорошее настроение, и на лице его расцветала веселая улыбка.
– Простите, дорогая герцогиня! – воскликнул он. –
Умоляю, простите меня за то, что я на секунду усомнился в вас! Скажите, чем я могу искупить свою вину и вернуть ваше расположение?
– Только тем, ваше величество, что исполните так же милостиво, как и мою, ту просьбу, с которой хочет обратиться к вам герцогиня, – ответил за фаворитку Бенвенуто.
– Челлини, вы знаете мое желание. Скажите о нем вместо меня, – произнесла госпожа д'Этамп гораздо любезнее, чем мог ожидать художник.
– Ну что ж, если госпожа герцогиня поручает мне быть ее посредником, разрешите сказать, сир, что она просит о вашем всемогущем вмешательстве в сердечные дела моего несчастного Асканио.
– Охотно вмешаюсь! – смеясь, воскликнул король. – Я
от всей души желаю счастья этому славному подмастерью.
Но как имя невесты?
– Коломба д'Эстурвиль, сир.
– Коломба д'Эстурвиль?! – вскричал Франциск I.
– Вспомните, ваше величество, что вас просит об этой милости герцогиня д'Этамп… Поддержите же мою просьбу, сударыня! – обратился Бенвенуто к герцогине, вновь вынимая из кармана злосчастное письмо. – Иначе его величество может подумать, что вы обращаетесь с этой просьбой просто из снисхождения ко мне.
– Вы действительно желаете этого брака, сударыня? –
спросил Франциск I.
– Да, сир, желаю… – прошептала герцогиня. – Всем сердцем желаю…
Чтобы заставить госпожу д'Этамп несколько усилить свою просьбу, Бенвенуто пришлось еще раз показать кончик письма.
– Но я не знаю, – заметил Франциск I, – согласится ли прево назвать своим зятем человека без роду, без племени.
– Прежде всего, сир, – возразил Челлини, – прево, как верноподданный, должен желать лишь того, чего желает его король. Затем, Асканио вовсе не человек без роду, без племени. Его имя Асканио Гадди, и один из его предков был флорентийским подеста126. Правда, он золотых дел мастер, но в Италии занятие искусством не считается зазорным; и даже если бы Асканио не был древнего аристократического рода, он теперь французский дворянин, ибо я позволил себе вписать его имя вместо своего на грамоте, пожалованной мне вашим величеством. Не подумайте, сир, что это жертва с моей стороны. Для меня вознаградить
Асканио – значит вдвойне вознаградить самого себя. Итак, Асканио владелец Нельского замка, и я позабочусь о том, чтобы у него не было недостатка в деньгах. Он сможет, если пожелает, оставить свое ремесло и приобрести роту
126
копьеносцев или какую-нибудь должность при дворе. Я
оплачу все расходы.
– А мы, разумеется, позаботимся о том, – сказал король,
– чтобы такая щедрость не слишком истощила ваш кошелек.
– Так, значит, сир…