Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса

Но если взгляд Keim’a все же имеет за себя основания и покоится на одностороннем подчеркивании, преувеличении действительно содействовавшего христианскому аскетизму фактора, то взгляды, защищаемые Weingarten’oм и Hilgenfeld’oм лишены всяких фактических оснований. Weingarten в христианском монашестве видит ни более, ни менее, как подражание египетскому культу Сераписа, — божества, как известно, наиболее почитаемого в Египте в александрийскую эпоху, с культом которого, по утверждению Weingarten’a, была связана уже вполне организованная монашеская жизнь. (Der Ursprung des Mönchtums im nachconstantinischen Zeitalter. SS. 30, 36). Ha основании греческих папирусовых рукописей, сделавшихся доступными в половине XIX столетия и происходящих большей частью из тогдашней области Мемфиса, Weingarten делает тот вывод, что обширный храм Сераписа служил местом обитания общества эремитов, которые годами жили здесь в ненарушимом уединении, в полном заключении, которое они не могли оставить; с внешним мiром они сносились через маленькую дверку, διὰ τοῦ θυριδίου.

В этом институте проводивших уединенный образ жизни служителей Сераписа Weingarten и видит источник христианского монашества. Mayer, ссылаясь на издания некоторых разумеемых у Weingarten’a рукописей, утверждает, что Weingarten основывает свои заключения на выражениях, выхваченных из контекста речи в не гармонирующих с другими данными тех же рукописей.

Католический ученый считает недоказанным то положение протестантского профессора, что служители Сераписа проводили жизнь в полном уединении от внешнего мiра. [1880] Этому противоречат и прямые факты, удостоверяющие, что служители Сераписа имели сношение с людьми, ходили на рынок и под. [1881] Это были просто жрецы, отправлявшие общественное богослужение. [1882] Поэтому их было немного, всего около семи. За отправление обязанностей культа они получали определенное вознаграждение; в случае задержки его, они обращались с жалобами к начальнику, даже к самому царю; дело доходило до того, что жрецы грозили покинуть храм. Об апатии (ἀπάθεια), к которой будто бы, по Weingarten’y, стремились, как к своему высшему идеалу, служители Сераписа, здесь не могло быть и речи. [1883]

Hilgenfeld видит в буддизме не только первые следы монашества, но, вместе с этим, — источник всей сущности монашества вообще и специально христианского, в частности.

Но Mayer полагает, что рассмотрение сущности буддийского монашества и пунктов соприкосновения между этими обеими формами аскетической жизни приводит к совершенно другим результатам. [1884] В новейшее время открыты такие данные, которые позволяют утверждать, что некоторые сходные пункты между обеими формами монашества заключаются только в чисто внешних вещах, в то время, как по некоторым наиболее существенным сторонам можно констатировать глубокие контрасты. [1885] Mayer склонен скорее допустить воздействия христианства на развитие буддийского монашества, чем наоборот. [1886] Вообще, по мнению Mayer’а, все попытки вывести христианское монашество из языческих образцов обречены на неудачи. По его убеждению, против доказательности попыток свести христианское монашество к различным восточным языческим формам аскетизма говорит уже то обстоятельство, что христианское монашество быстро привлекло на свою, сторону сочувствие всей христианской церкви и быстро распространилось повсюду. Даже в тех областях Европы, где ни неоплатонизм, ни культ Сераписа, ни буддизм не могли оказать какое либо влияние, мы видим, что монастыри возникают быстро и в большом числе.

То обстоятельство, что монашество хотя возникло на востоке, но, как и само христианство, только на западе получило свое богатейшее и могущественнейшее развитие, является, по мнению Мayer’а, ясным доказательством того, что его внутреннейшее существо не есть нечто специфически восточное, но нечто всеобще человеческое и христианское. [1887] Mayer заканчивает свою брошюру кратким очерком начала и развития монашества на западе. [1888]