Аскольдова могила

– Кто ты, благородный юноша? – спросил Владимир, наклоняясь над умирающим.

– Меня зовут Дулебом.

– Знаешь ли, кого ты спас от смерти?

– Знаю.

– Стемид, – продолжал Владимир, – поспеши навстречу к моей дружине: ему нужна помощь скорая. Ступай, а я останусь с ним.

Стемид вскочил на коня и помчался в ту сторону, где раздавались конский топот и крики охотников.

– Я надеюсь, – сказал Владимир, обращаясь к Дулебу, – ты будешь жить, и если великий князь Киевский может сделать тебя счастливым…

– Но счастлив ли он сам? – прервал Дулеб, устремив на Владимира болезненный взор, исполненный сострадания.

Великий князь посмотрел с удивлением на юношу.

– О ком ты говоришь? – спросил он после минутного молчания.

– О тебе, Владимир, сын Святослава; о тебе, Владимир, владыка всего царства Русского.

– Но кто же может назваться счастливым, если не я, великий князь Киевский…

– Кто? – повторил тихим голосом Дулеб. – Простой, бедный рыбак, который, исполнив тяжкую, но святую заповедь своего господина, заплатя добром за зло, умирает примиренный с своею совестью… Но я чувствую… язык немеет… Государь, не отринь последней просьбы умирающего!

– О, говори, говори! Клянусь исполнить все твои желания!

– В селе Предиславино живет девушка… Ее зовут Любашею… Отпусти ее к родителям.

– Она завтра же будет свободна и осыпанная моими дарами…

– Нет, государь, нет! – прервал Дулеб. – Пусть она возвратится в дом отца своего в той же самой убогой одежде, в которой его покинула… Ах эти богатые убранства… это золото!.. Она не знала их, когда была моею невестою…

– Твоею невестою?

– Да, Владимир Святославич! – сказал Дулеб почти твердым голосом. – Да, великий князь Киевский! – повторил он, и полумертвые глаза его вспыхнули жизнью. – Она была моею невестою, я любил ее… о, как никогда ты не любил ни одной из твоих бесчисленных жен и наложниц. Ты разлучил меня с нею, ты, великий князь Киевский, позавидовал счастью бедного рыбака, ты похитил его невесту и царственною рукою своею – рукою, под сенью которой должны блаженствовать народы, сорвал с беззащитной главы ее девственное покрывало. Ты не умертвил меня, но заставил проклинать день моего рождения и сомневаться в благости и милосердии божьем. Государь, я спас жизнь твою, ты великодушен, ты желал бы наградить меня; но всемощный Владимир не может возвратить прошедшего, не может сказать: Дулеб, живи и будь счастлив! А я, неимущий, безвестный киевлянин, могу и говорю тебе: Владимир, ты сгубил все земное мое счастье; я положил за тебя мою голову и прощаю тебя!

Дулеб остановился. Казалось, он сбирал последние силы, чтобы сказать еще несколько слов:

– Теперь видишь ли, – продолжал он приметно слабеющим голосом, – кто из нас счастливее: я ли, бедный, простой рыбак, или ты – великий князь Киевский и владыка всего царства Русского?

Владимир молчал. Высокое чело его покрылось морщинами, и с каждым словом умирающего взоры становились угрюмее и мрачнее. Ему известны были доселе одни укоризны собственной его совести, и в первый раз еще неподкупный голос истины достиг до ушей его. Оскорбленная гордость самодержавного владыки и благородные чувства души, омраченной злодеяниями, но способной ко всему великому, волновали грудь его.

– Государь, – сказал Дулеб, помолчав несколько времени, – мои простые речи оскорбляют тебя?.. О, не оскорбляйся словами бедного рыбака, который охотно бы умер еще раз, чтоб спасти своего государя от временной и вечной его гибели!

– Вечной! – повторил почти с ужасом великий князь. – О какой вечной гибели говоришь ты?

– Ты поймешь меня, Владимир, – продолжал Дулеб, – тогда, когда всевышний просветит твою душу; когда бог, которому я поклоняюсь, будет твоим богом; когда, озаренный истинною верою, ты смиришься перед господом и на сем державном челе возляжет его святая благодать; когда узнаешь, что только тот, кто прощает здесь, будет прощен и там! Тогда, о, тогда ты поймешь слова мои! Но теперь… ты жесток, Владимир, – ты не умеешь прощать врагов своих. Возвеличенный перед всеми, сильный и мощный духом, ты владыка бесчисленных народов и раб буйных страстей своих… кровь Ярополка… кровь родного брата…

– Молчи!.. – вскричал Владимир. – Молчи! – повторил он диким, прерывающимся голосом, и в потупившихся его взорах изобразился неизъяснимый ужас. – Это неправда, это клевета!.. Не умертвил я Ярополка… нет! Гнусный предатель Блуд…