Аскольдова тризна

Вспомнилась некстати (а может, и кстати) смерть младшего брата: говорил Мадин, что обнаружили лишь тело Косташа, а мёртвого Доброслава Клуда сколько ни искали, так и не нашли... Правда, лошадь его лежала внизу на камнях рядом с конём Косташа, будто бы сорвались с кручи и разбились. А сорвались ли?! Могло статься и так: Доброславу, чтобы убежать из городища, особой трудности не составило разыграть представление: сам скинул Косташа, затем коней и дал деру... Ведь случилось это сразу после того, как были посланы люди в Чёрную Булгарию умертвить сына киевского князя... Верный ратник Аскольда и сотворил сие с Косташем, чтобы выбраться в Киев незаметно и предупредить своего повелителя. Да, видимо, опоздал. Палачам быстро и легко удалось расправиться с Всеславом.

«Ах, зря я древлянку Настю с её сыновьями отпустила. Для малыша хазарского военного предводителя можно было другую кормилицу найти... Так недоглядеть, а ещё люди думают, что я — пророчица... Верно думают! Но тут словно пелена перед моими очами опустилась. Ничего не видать было. Знать, боги тогда стояли за Доброслава и Настю...» Сфандра вздохнула и, поднявшись с места, вышла наружу.

А выходя, она увидела верховного жреца Хорса: вот он с развевающимися на свежем ветерке белыми, ниспадающими до пояса волосами, с морщинистым, будто кора столетнего дуба, лицом идёт навстречу княгине и протягивает к ней засученные по локоть руки в синих набухших венах, словно полноводные реки весной... Жмёт запястья Сфандры, по-птичьи прищёлкивает языком, желает светлого дня.

   — День пришёл и ушёл... А ночь сама по себе уйдёт. Как наша жизнь, чаровница, — говорит жрец. — Ибо мы приходим в этот мир, существуем некоторое время в нём и, словно дым, исчезаем.

   — Только дыма без огня не бывает, колдованц, — назвала Сфандра жреца по-русски,

   — Знаю я это слово. Слышал, между прочим, от твоего мужа Аскольда... Когда он им ещё не был, а совсем молодым с братом своим приходил сюда с войском... Да от войска тогда остались рожки и ножки, как от козлёнка при нападении на него волка. И сам Аскольд погиб бы и брат его, если бы не ты, Сфандра-красавица.

   — Не надо говорить о старом, жрец... Всё в прошлом, как и моя любовь, как и сам Аскольд, сгоревший в огне... Он тоже в прошлом.

   — Нет, дочь моя. Не обманывай себя. Он живёт и будет жить в твоём сердце до самой твоей кончины.

   — Она... скоро?

   — Скоро... Ты даже не представляешь, как скоро, милая...

Жрец пошёл дальше, оставив женщину в душевном смятении. Но оно продолжалось недолго. Выручил появившийся красивый тургауд Джапар. Сфандра обратилась к молодому человеку, приняв вдруг решение отдаться ему, чтобы вместе с ним, если она предпримет отчаянный шаг, отправиться в страну предков, где в солнечном Свете обитают их души.

   — Джапар, давай вдвоём ускачем к горному посёлку Эркен-Шахар, на окраине которого течёт река, и половим в ней царскую рыбу...

   — Госпожа, нам вдвоём не разрешит ехать твой брат Мадин, наш повелитель.

   — Ты взрослый уже, Джапар, вот и спроси сам царя.

   — Но... — испугался тургауд и чуточку замялся, однако быстро взял себя в руки и проговорил с готовностью и жаром в голосе: — Хорошо, госпожа, иду, и пусть даже слетит у меня с шеи башка...

«Иди, дурачок... Смелый!.. Но Мадин умный, он всё поймёт и жизнь у тебя не отнимет... Бог Хоре, да я ещё не старая женщина. И привлекательная... Упруги мои груди, легка походка, а чтобы ухватиться при утолении желания за мои крутые, ещё крепкие бедра, любой отдаст полжизни, а может, и всю жизнь», — бессовестно стала распалять себя Сфандра, не имевшая ни одного мужчины после того, как уехала из Киева.

Через некоторое время Джапар вышел из дворца. На смуглом лице тургауда можно было увидеть удивление и радость; Сфандра усмехнулась: «Как я говорила, так и случилось: разрешил Мадин...» Джапар широким шагом направился к княгине, и на губах у него появилась благодарная улыбка.

После полудня, когда начала спадать жара, поехали к посёлку Эркен-Шахар на белых скакунах, хорошо вычищенных, в красивой сбруе. И сами оделись нарядно, словно не на рыбалку отправлялись, а на свадьбу.

«На собачью...» — про себя сказала Предслава, собирая княгиню: знала, куда она едет, с кем и для чего...

Мамка теперь ненавидела Сфандру. От любви до ненависти один шаг. И этот шаг был сделан обеими: княгиня, узрев на лице бывшей кормилицы неприкрытое ехидство, решила по приезде с рыбалки её умертвить. Сфандре открылось, что мамка о многом догадывается, а когда княгиня сведала, что Ярема, которого сожгли вместе с киевскими первохристианами в пещере, был родственником Предславы, все сомнения отпали... Но пока давала ей жить, потому что Предславу очень любили дочери. Они-то спросят, где мамушка?..

Но как только Сфандра оказалась с молодым сильным красавцем на приволье, её мысли о кормилице испарились мигом.

Дорога повела всадников меж высоких трав, потом свернула в буковый лес и стала подниматься на цветущий холм. Природа являла княгине свою красоту на каждом шагу.