Аскольдова тризна

Ничего не подозревавший киевский князь, любопытный и жадный, явился на берег, но не успел он вступить в разговор с Олегом, как из людей и засад повыскакивали вооружённые новгородцы, схватили Дира и быстро рассредоточились по всему Киеву, побивая сопротивляющихся. А таких, кроме княжеской дружины, нашлось немного. Дружинников же Дира быстро посекли мечами.

Подойдя к киевскому правителю и дерзко взглянув в его тёмные очи, Олег воскликнул:

   — Ты владеешь Киевом, но ты не князь! Я теперь буду княжеским родом на Руси! А это сын Рюрика — Игорь. — Подхватил племянника снова на руки и вынес его вперёд. Повернулся опять к Диру: — Выбирай себе казнь... Хочешь, сожгу тебя, как брата своего сжёг...

Дир, наливаясь злобой, смолчал. Олег лишь махнул рукой:

   — Отрубить ему голову...

После этого Олег решил не возвращаться в Новгород, а остался в Киеве, назвав его «матерью городов русских».

В честь сего события он устроил богатый пир. Пили, ели, кричали здравицу Олегу и Игорю, вспоминали даже Аскольда, которого любили в Новгороде.

И пир сей явился третьим и последним действом в звене Аскольдовой тризны...

Утвердившись в Киеве, Олег послал в Новгород своего посадника, на занятых землях начал строить городки и также сажать своих мужей. Вместе с тем он решил покорить тех соседей, от которых Киев «терпел тесноту», а «примучив их», как говорит Нестор, возложил на них дань лёгкую, сказав им так: «Я хазарам недруг, а не вам... Не давайте дань хазарам, но мне давайте».

В Велесовой книге — ответ на вопрос: при каких условиях русичи позволили завоевать себя?.. Вот любопытный текст из неё:

«За десять веков забыли мы, кто свои, и потому роды стали жить особыми племенами, так образовались поляне, а на севере — древляне, они же все русичи из Русколани, которые разделились, подобно суми, веси и чуди. И из-за того пришла на Русь усобица.

А в другое тысячелетие мы подверглись разделению, и тогда убыло самостоятельности и пришлось отрабатывать чужим дань; вначале — готам, которые крепко нас обдирали, а затем — хазарам...»

5

В 882 году произошло ещё одно событие, которое монахом Леонтием было с радостью записано в свои анналы: «Снова повидал в Константинополе Мефодия... Встреча вышла хорошей. Наконец-то долгий спор со своим помощником Вихингом разрешился в пользу Мефодия, и немец-латынник, слава Иисусу Христу, отлучён от церкви».

Этой записи Леонтия предшествовало следующее.

Поначалу князь Святополк, занявший престол в Великоморавии после убийства своего дяди Ростислава, поддерживал брата покойного философа в его деятельности по устройству славянской церкви. Тогда архиепископом Паннонии были крещены чешский князь Боривой и польский «в Вислах». Но нравственно строгий Мефодий боролся с распущенностью князей и их вельмож, пробуждая в них недовольство, и тогда они стали опираться на немецко-латинское духовенство, смотревшее на эту распущенность сквозь пальцы, ибо само отличалось ею. Латинисты тут же напустились на Мефодия, обвинив его в совершении, якобы вопреки папскому запрету, славянского богослужения, в отступлении от римского правоверия, в неуважении к князьям и в воспрепятствовании возвести его помощника немца Вихинга в сан епископа.

В Рим Святополком были направлены послы с просьбой к папе высказаться о правомочности деятельности Мефодия. Но Иоанн Восьмой счёл обвинения напрасными, подтвердив буллой правоту Мефодия. Папа сделал это потому, что боялся поддержки архиепископа Паннонии Византией, которая всё больше и больше набирала вес в международных делах после восстановления Фотия патриархом. Но папа в булле приписал: он разрешает князьям великоморавскому, чешскому и польскому и их вельможам, по их желанию, латинское богослужение и возведение Вихинга в сан епископа.

Мефодий в отношении последнего проявил последовательную твёрдость, и тогда его помощник стал распространять слухи об осуждении папой деятельности Мефодия, но был публично разоблачён, когда зачитали буллу... Но сие немца и латинское духовенство не остановило.

Тогда Мефодий обратился к папе с жалобой и получил от него всего лишь обещание разобраться в споре с Вихингом. Но Мефодий уже мало верил в искренность Иоанна Восьмого и решил опереться на родную Византию. В 881 году он из Великоморавии выехал в Болгарию, а оттуда в Византию и в начале 882 года прибыл в Константинополь. Прибыл не один — с двумя своими учениками: священником и диаконом, которые имели при себе славянские книги. (Потом эти ученики посланы были Василием Первым и Фотием в Хорватию и византийскую Далмацию.)

Те же — василевс и патриарх — направили Святополку серьёзное предупреждение не обижать Мефодия и способствовать его деятельности по созданию славянской церкви, и теперь уже великоморавский князь не мог не считаться с этим...

По приезде в Великоморавию Мефодий отлучил немца Вихинга от церкви, но натянутость между Святополком и Мефодием продолжалась до самой смерти славянского просветителя, последовавшей б апреля 885 года.