Аслан и Людмила

Когда раздался визг тормозов, она уже бежала по противоположной стороне. Водитель обругал ее трехэтажным матом. Алекс перейти не успел. Стоял на той стороне. Она остановилась на тротуаре, одну руку уперев в бок, а другой закрыв лицо. Постояла так молча с минуту. Потом почувствовала, что он переминается с ноги на ногу рядом. Потом берет ее за руку и куда-то ведет.

Она не слушала, что он говорит. Смотрела на зеленые листочки. Когда она пришла в себя окончательно, оказалось, что они сидят на скамейке в скверике. Он рассказывал ей какую-то историю. Она посмотрела на него. Зачем она тут сидит? Зачем ей этот мужчина? Какой-то слишком породистый, правильный, заботливый и почему-то жутко раздражающий.

— Ты читала Умберто Эко? — он спрашивал и видно было, что знает ответ наперед.

— Нет. Не читала. — Больше всего на свете она не любила признаваться в том, что чего-то не читала. У них в семье считалось хорошим тоном все время читать. Вот других она частенько подлавливала. А сама считала, что читала больше, чем все вокруг. Но разве ему объяснишь, что я не такая. Вообще-то я начитанная и умная. А дурой выгляжу только сегодня и исключительно в вашем высоком присутствии.

— Ничего. Я тебе дам. Это обязательно нужно прочесть. — Он ее еще будет учить, что читать…

— Мне нужно идти. Извините, — сказала она, перебивая его на полуслове. И поднялась. Он встал тоже. Остановил ее, став поперек дороги. Она смотрела ему в грудь. Потом он взял ее подбородок и слегка приподнял.

— Может быть, тебе кажется, что если мы встречаемся, то я буду навязывать тебе интимные отношения?

Ей стало мерзко. Она сощурила глаза, как партизанка и твердо сказала, делая эффектные паузы между словами:

— Думаю, это зависит от меня.

— Умница, — одобрил он. И она поняла, что больше не выдержит этого хорошего и умного дяденьку. Она высвободила лицо из его руки.

— Алекс, — сказала она, наконец, обретая уверенность и радушно улыбнувшись. — Не надо, пожалуйста, мне больше звонить. Никогда.

— Как скажешь, — ответил он покладисто и легко.

— Всего хорошего. — Она повернулась и пошла, чувствуя, как весна мгновенно заполняет все освободившееся пространство ее души.

Она не оглядывалась.

Она освободилась.

Все. Все. И не вспоминать. А то стошнит.

Личная жизнь отошла на второй план. Зато на первом замаячил Левшинов.

С тех пор, как она хлопнула дверью, на занятия к нему она не ходила. Пропустила уже дважды. И как из этого положения выбираться, совершенно не представляла. Пьянящее чувство свободы потускнело. Его место заняла глухая неудовлетворенность собой. И что делать дальше? Уроки отец оплатил до конца учебного года. По крайней мере, еще целый месяц она должна была ходить в мастерскую, как зайчик.

Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, она вздрагивала. Боялась, что Сергей Иванович сам позвонит отцу. Однажды вечером она даже набралась наглости и вытянула шнур от телефона из розетки. Детская выходка. Ведь, если родителям нужно было бы позвонить, они бы все равно воткнули его обратно, да еще стали бы докапываться до истины.

Надо было что-то решать. Сказать родителям, что больше ходить к нему не будет, она не могла. Во-первых, такие разговоры она начинала уже не однажды, особенно по первости. А во-вторых, среди последних ее эскизов стало появляться нечто более-менее сносное. И хотя она уже сама начала относиться сверхкритично к тому, что делала, в душу закралась тщеславная мыслишка, что показать мастеру уже есть что. Вот только как к нему вернуться?

— Ерунда, — сказала ей Настя, когда забежала в гости. — Извинись, да приходи. Делов-то. Он, кстати, спрашивал, не заболела ли ты. Ничего такого ужасного про тебя не говорил.

А потом, помолчав, спросила:

— Как ты сама-то? Че грустная такая? Не из-за Левшинова же… Чего твой? Появлялся?

— Звонил вчера. Обещал на выходные приехать. Номер в гостинице снять.

Мила врала привычно. Но почему-то без прежнего удовольствия. Видимо, эту историю нужно будет как-то плавно закруглить. Она начинала мешать. Потому что о реальном положении дел даже самой близкой подруге рассказать она уже не могла. И не сможет никогда. В таких вещах не признаются.

— Прямо тайны мадридского двора у тебя, Люська, — рассмеялась Настя. — Только не нравится мне это. Мужчина, который прячется, нам не годится. Поверь моему опыту.

— Да. Мне тоже начинает все это надоедать, — совершенно искренне призналась Мила. — Пошлю подальше. Опыт уже есть. Я тебе не рассказывала еще — я же с Алексом встречалась!

— Ну и… — выжидающе посмотрела на нее Настя, сидя на диване с поджатыми под себя ногами.

— Обидела мужика. Даже жалко теперь. Шлея под хвост попала. Но уж больно он хороший. У тебя так бывает? Да? Чем лучше, тем хуже… Кошмар просто какой-то…

Когда они с Настей вырулили на реальные события, Миле стало лучше. Вообще-то, она не собиралась рассказывать подружке об этом ничего не значащем свидании. Но сейчас это было предпочтительнее, чем колдыбать по ухабам потерявшей свое обаяние сказки. А когда Настя ушла, Мила решила со сказкой покончить навсегда. И так и записала в своем дневнике.