Аслан и Людмила

— Да не романы, а жизнь! Ту самую жизнь, которую вы знаете, чувствуете, любите. Про терских казаков, их нравы, обычаи, семьи, любовь…

— Про любовь? — спросила Катерина. — Так я про любовь не знаю ничего. Какая она? Что о ней писать? Вот у вас в стихах много про любовь… Вы, Алексей Алексеевич, все про нее знаете…

— Я… про любовь… Да ничего я про нее не знаю. Вот сижу сейчас в темном кабинете один, пишу что то про сердце, каблук, а выходит пошлость одна, хоть и правдивая в чем-то… А вы говорите «любовь»…

Когда он поднял глаза, то увидел перед собой совершенно другое лицо. Напротив сидела красивая женщина, принявшее важное для себя решение. В глазах ее был ужас перед своей собственной решимостью и восторг неотвратимости падения.

— А вы полюбите меня, Алексей Алексеевич, — сказала Катерина дрожащим голосом. — Без стихов и романов, а прямо сейчас, от всей души. Вот я вас полюбила сразу и на всю жизнь, крепко полюбила. Вы мне дверь открыли, а я вам сейчас вот откроюсь… Люблю вас, и все. И знать ничего не хочу, пусть все несется мимо… Идите ко мне, Алексей Алексеевич… Люба ты мой… Единственный ты мой… Ненаглядный… Стихотворение ты мое самое лучшее…

2003 год. Москва

Они ждали ее день и ночь. После того, как получили сообщение, все боялись поверить. Вдруг кто-то пошутил так мерзко. Паша нашел знакомых, и ему помогли определить, кому принадлежал номер телефона, с которого было это сообщение отправлено. И он нашел этого человека. Тот подтвердил. Да. Было такое. Приходила. Откуда, правда, не знает.

И они стали ждать. А что им еще оставалось делать?

И они дождались. Им все казалось, что это чудо. И что теперь они будут жить по новому. Не совершая былых ошибок. Ведь они обнаружили, что она — цемент их фундамента. Без нее каждый их них сам по себе…

Она сказала всем, что выплыла, схватившись за бревно. И провалялась у бабки с воспалением легких. Как только смогла, сразу и выбралась. Пять дней она чувствовала себя, как звезда после спектакля. Ей звонили одноклассники и родственники. Приходила классная руководительница Зинаида Терентьевна и рыдала у нее на груди. Прибегала обезумевшая от счастья Настя! Все было хорошо. Вот только поступать она в этом году отказалась наотрез. Отец уговаривал, что протащит и после всех официальных экзаменов, что жаль терять год и вообще. Но, чтобы он ее протаскивал, она не хотела. Она хотела по-настоящему. А с ней вместе не стала подавать документы и Настя. И родители от нее отстали. После такого стресса пусть девочка делает что хочет. Лишь бы была счастлива.

Но счастлива Мила не была.

Она была свободна. И от школы. И от экзаменов. Впереди, насколько хватало глаз, было штиль и спокойствие. Одно только было ужасно.

Ей ничего не хотелось. Она ждала только звонка. И рисовала то, что сохранила в памяти. Она спала, зажав в руке мобильный.

Но все приходит лишь для того, кто умеет ждать. В один прекрасный день, в начале сентября, когда ехала на тренировку в маршрутке, в сумке у нее запел звоночек. Именно сегодня она уже ничего не ждала. Но так всегда и бывает. Судьба дает только то, что из рук у нее не выдирают.

И когда она услышала «Милая», сказанное так, как говорил это только он, она зажмурила глаза. Сказала: «Подожди» и стопанула маршрутку посреди дороги.

На тренировку она не пошла. Они встретились через час.

Он подъехал к ней на машине. И просигналил. Она не сразу его узнала, потому что бороду свою, которой зарос у бабки, он сбрил, отчетливо помолодев. А может быть, ей так казалось, потому что он уже не выглядел больным. И от этого он стал каким-то опасным. Чувствовалась в нем здоровая сила и кипящая мощь. И ей стало опять как-то непонятно жаль, что она уже не может с ним по-хозяйски обращаться. Дотронуться, и то уже не может. Как это странно.

Он повез ее в гости к своим. Куда-то на задворки торгового центра. К Вахиду. Как Мила поняла, главе их семейства.

Вахид был толстым и седым. Он радостно поднялся им навстречу.

— Вот, Вахид, та девушка, которая меня спасла. — Мила протянула руку. Теперь, правда, она не знала, как следует себя вести. Но из рассказов Аслана ей понятно было, что лучше промолчать.

— Ты здесь всегда желанный гость, девочка, — сказал ей Вахид. А потом заговорил с Асланом по-чеченски.

Визит вежливости был закончен. Ей было даже лестно, что он ее кому-то показал. Но ведь спас ее вообще-то он. А надо было об этом говорить Вахиду или не надо было, она не знала. Ей не хотелось, чтобы все вот так закончилось. Но он молчал. Он вез ее домой.

Он вышел из машины. И проводил ее до дома. Был вечер. Зажглись фонари. Во дворике за церковью было совсем темно. Они остановились у ее парадной. Он помолчал, а потом, глядя себе под ноги, сказал:

— Я не хочу обижать тебя. Но нам не нужно встречаться. Я принесу тебе несчастье.

— Обещаешь? — она улыбнулась.

— Обещаю… — он смотрел теперь прямо. — Мы ничего друг другу не должны. Мы в полном расчете.

— Хорошо. Хорошо. — Она подозрительно легко согласилась. — Хорошо. Тогда поцелуй меня на прощание.

— Я не умею целовать женщину на улице.