Она хорошо помнила, как возвращаясь с учебы, спускалась к ограде родного дома с перекинутой сумой для писчих дощечек, и как уже у входа почувствовала что-то неладное. А войдя, увидела человека, которого она хоть и знала как одного из соратников ее отца, но не настолько близкого, чтобы посещать их дом для дружеских посиделок. И вот в то утро он стоял на их дворе: кингаль начальствующий над ее родителем, человек способный приказывать ее отцу, так же как тот приказывал своим воинам, чьи приказания ее могучий отец – которого боялись суровые воины, должен был выполнять беспрекословно. Она хорошо это помнила. Он стоял и говорил, что-то ее матери, а та слушала его и тихо всхлипывала. Она не слышала ее плача и не видела ее лица, которое мама старательно прятала, стараясь не напугать ее маленького братика, но подергивающие плечи выдавали ее. А она, поняв, что случилось что-то непоправимое, шла в оцепенении, боясь узнать это страшное, но этот воитель высокого чина с каменным лицом, только заметив ее, подходил сам, решив все ей объяснить, считая видимо, готовой уже принять суровую действительность. С ужасом она смотрела на него, мысленно крича и умоляя не подходить к ней. Но это каменное лицо неумолимо приближалось, казалось само время, замедлило свой ход, настолько оно было чужо и страшно. Наконец, он сделал то, чего она так боялась. Он сказал, что ее отец настоящий пример мужества для всякого воина, и что всякий бы хотел иметь такого отца, который не щадя своей жизни встанет на защиту родного отечества, и что она должна гордиться таким отцом… О чем он говорил дальше, она уже не помнила, память об этом заволокло туманом, а после…
А после было угасание. Вначале, как кингаль и обещал ее матери, товарищи отца по оружию помогали семье, и они жили благодаря их милости около года. Но как говорят старики – время стирает камни. И вот постепенно перестали навещать те, кто клялся не оставить их одних в беде, потом и помощь от них стала приходить все реже, затем не стало и ее. Потом были скитания. Мать, чтоб прокормить детей, сходилась с мужчинами, но те готовы были воспринимать ее лишь как женщину удовлетворяющую похоть или служанку, в конце концов, она вынуждена была пойти в закуп к богатым людям. Младший братик, не выдержав долгих испытаний, вскоре умер. Поплакав над его малюсеньким, худеньким тельцем, они его тихо похоронили, но мать после не оправилась уже и оставила маленькую Нин одну. Наверно и ей бы пришлось уйти вслед за ними, или новый хозяин матери сгубил бы ее вконец на работах, или еще что хуже, если бы не встретился в ее жизни скомороший обоз. Мало ли сирот и нищенок бродят по землям благородных. Но они подобрали ее: голодную, холодную, всеми обижаемую. Может оттого что она кого-то напомнила им, кого-то из их далекого прошлого, или оттого что она в отличие от других нищенок могла разбирать письмена на указных камнях. Кто знает. Как бы то ни было, она давно стала своей для них.
Окрик Хувавы отгоняющий псину, заставил ее оторваться от воспоминаний. Свесив голову с крыши возка, она увидела и его самого, швыряющегося камнями. Взвизгнув, собака жалобно заскуля, поджав хвост, потрусила прочь. Сочувствуя несчастному животному, девушке захотелось наказать обидчика. Схватив в охапку пожухлой травы, она обрушила ее сверху на голову великану. Немногословный скоморох, испуганно замычав, отчаянно замахал руками, защищаясь от невесть откуда налетевшего «роя». Своими неуклюжими и нелепыми движениями, он напоминал Нин медведя, подвергшегося нападению ос. Выдав себя победным смешком, юная озорница, легким мотыльком спорхнув на землю, подпрыгивая, ускакала от гнева осерчавшего дурачка.
***
Возок, из-за упрямства ослов, был крайне неудачно поставлен. Скоморохи приехали в ночь, поэтому разбираться, куда его ставить, не было ни времени, ни возможности. Когда донимала усталость и смыкались веки, хотелось спать, и главное было добраться до места и найти пристанище, переставить же воз собирались, как только рассветет. Но вспомнив о том, что следует просить разрешение на остановку у начальника городской стражи, глава их небольшого сообщества с утра отправился в город. Оставшиеся, зная ворчливый нрав вожака, не стали зря самовольничать, занимаясь своими делами.