Асмодей (СИ)

Центром города, безусловно, был огромный романский замок местной дворянской фамилии, берущей свои истоки от патрициев Римской империи, о чём, по крайней мере, неустанно твердили наследники этого древнего рода. Именно к замку вели все дороги. Обнесенный высокой стеной, этот образчик средневековой архитектуры, хранивший на своих стенах печать некой таинственности, манил к себе не только восхищенные взгляды, но и любопытные души, желающие прикоснуться к молчаливому величию этой твердыни. Не стали исключением и малютки Рори и Лотти, как называл их отец. Однако, если первая смотрела на этот памятник былых времен с благоговейным страхом, вторая едва могла скрыть свое восхищение. Лишь строгий запрет матери держал ее на почтительном расстоянии от этого влекущего наваждения.

Однако, гуляя по окрестным полям, каждый раз девочка неминуемо обращала свой взор к покатой крыше из темной черепицы, к круглым башням, на маковках которых от ветра скрипели фигурные флюгеры, к высокой потрескавшейся стене, увитой хмелем, к небольшим окошкам-амбразурам, где вечерами танцевали пугающие пламенные отблески. Эта картина не менялась годами, но неизменно завораживала детский взгляд. Взрослые порою поговаривали о том, что нынешний хозяин замка с Сатаной повенчан, но разве сей прискорбный факт мог отпугнуть жаждущего приключений ребенка?

Год за годом Шарлотта боролась с мучившим ее соблазном, но каждый раз все ближе подходила к заветным стенам, отказывая себе в желании переступить грань подъемного моста, раскинувшегося надо рвом, ибо этот шаг суждено было сделать не озорной девочке, а созревшей девушке, желавшей заарканить судьбу, но угодившей в ее коварные сети.

К моменту роковых событий, изменивших жизнь всего семейства, ей исполнилось немногим более четырнадцати лет, но к этому времени формы ее уже приняли соблазнительные женские очертания, которые не могли скрыть никакие пуританские наряды. Пышная грудь, сокрытая высоким воротом, призывно вздымалась при дыхании, тонкая талия и округлые бедра невольно заставляли мужские сердца замирать при каждом ее шаге, но истинной гордостью девушки была густая копна иссиня-черных волос, волнами спадающих до самого пояса. Хоть мать и настаивала на том, что благочестивая барышня должна прятать эту красоту под чепцом, Шарлотта, в отличие от сестры, придерживалась своего мнения. Заплетая их в тугую косу с вплетенной в нее алой лентой, девушка без доли стыдливости ходила по городу, лишь изредка набрасывая на голову глубокий капюшон. Лицом она была хоть и миловидна, но ничем не примечательна – не было в нем той красы, что превозносили художники той эпохи на своих полотнах. Кожа слишком смуглая, что выдавало в ней кровь древней Италии; скулы высокие, придающие образу некую стать; нос небольшой, но с едва уловимой горбинкой, оставшейся после падения с лошади; глаза карие, но при свете солнца, переливающиеся подобно янтарю. Одним словом, далека от идеала красоты, когда в моде была смертельная бледность, белокурые пряди и небесные очи. Но было в ней нечто такое, что не могло оставить девушку без внимания. Пожалуй, в качестве этого выступали воля, пытливый ум и непреодолимая жажда познать жизнь. Ее энергия стала неиссякаемым источником вдохновения и силы для всей семьи, помогая им сохранить единство и веру в самые тяжелые времена; она была светом тогда, когда угасал даже светоч надежды.

Однако тьма бывает всепоглощающей, не позволяющей даже спасительному лучику пробиться сквозь мрак, липкой пеленой, окружающей человеческую душу. Это произошло в день летнего солнцестояния – великий праздник, которого ожидали и боялись одновременно. Христиане праздновали день рождения Иоанна Предтече, а пособники Сатаны – открытие врат преисподней. Так уж повелось исторически: там, где для Церкви святые дни, для ведьм – время кровавых шабашей и разврата, когда падшие могли зачать «благословенное» дитя. Только в этот раз летели ведьмы не на Лысую гору, а аккурат в таинственный замок, в окнах которого танцевало поистине адское пламя.

Возвращаясь домой из придорожной таверны, где Шарлотта подрабатывала, разнося еду, девушка застыла у распахнутых ворот, привлеченная чарующей музыкой, доносившейся откуда-то сверху. Мелодия лилась нескончаемым потоком, одухотворяя и наполняя все существо несчастной. Подобно мотыльку, она летела в губительное пламя. Шаг, за ним еще один, и еще… и вот она уже внутри. Замок встретил ее на удивление радушно: не было тут ни виселицы, ни кольев с человеческими головами, как, бывало, рассказывали городские старухи, осеняя себя крестом от одного лишь взгляда на старинную громаду. Вспоминая это, Лотти так и не смогла сдержать легкой улыбки, ибо она никогда не могла взять в толк, почему властвовавшая над душами инквизиция, пред ликом которой дрожала чуть ли не вся Европа, обходила эту обитель проклятых стороной.

Мощеный двор, в центре которого находился ветхий колодец, пусть и не пестрил цветочным разнообразием города, но и не вселял леденящий душу ужас, да и пугающего лязга цепей слышно не было.