Асоциальные сети

У Славика была теория подобного охлаждения. Он называл ее теорией критической массы упреков. На определенной стадии накапливается так много негодования, недоразумений и укоров, что они сплавляются в огромный шар, который своим весом утягивает чувство единения и эмпатии куда-то вниз, за коралловые рифы совместного бытия, и сразу пропадает какое-то подспудное желание делиться всем на свете, пролегает торжественная в своей искристой изморози трещина. Любовь не пропадает, но пропадает секс, пропадает влечение, пропадает желание появляться раньше с работы. У критической массы упреков нет абсолютного значения, над формулой Славик еще работал, но одно было ясно – критическая масса может набраться хоть в течение одного года, хоть в течение лет двадцати. И набирается всегда, без исключений, таща за собой разные спальни, разные компании, отпуска в разное время. Марк обычно хмыкал, но постоянно перебирал в уме те моменты, когда терзал Галю своей ненасытной потребностью во внимании или когда ее поступки немного не укладывались в те конструкты, по которым построен его собственный мир.

Все-таки человек – очень ограниченное существо. Да, полеты в космос, да, ядерное оружие, да, супы быстрого приготовления. Но где самое важное и такое простое – умение читать мысли? Мысли, выраженные четкими и понятными символами, буквами, знаками препинания, цифрами, смайликами? Почему текст бездушен и безэмоционален по своей природе, почему интерпретации одного и того же могут полярно отличаться? Почему она не понимает, что все, что он пишет, он пишет кровью на своем сердце, прикладывая истерзанную главную мышцу для отпечатка к экрану и отправляет кусочками свою душу атеиста? Неужели так трудно изобрести пилюлю или зонд, вшиваемый прямо в мозг? Марк согласен и на такие вещи, которые смогли бы быть приемниками-передатчиками невыразимого.

100

Ноутбук вовсю светил своим прямоугольником, хотя Марк точно помнил, что поставил систему обновляться с последующим выключением. Глянув на открытые вкладки браузера, ужаснулся – «Одноклассники», «Вконтакте», «Мой мир», забытый богом ЖЖ. Он не заходил туда несколько месяцев, а в «Мой мир» – так лет пять, несмотря на тысячи четыре друзей, набравшихся там после того, как он начал что-то строчить про книги, – смешные, поверхностные рецензии, его настоящей целью, надо признаться, было обыкновенное хвастовство – да, я вот такой умный, я читаю книги и даже кое-что понимаю в них.

Бросил остальные соцсети потому, что там сидели все те же люди, что и в Facebook’е, с редким вкраплением неизвестных и ботов, тоже почти одинаковых – ноготочки, наращивание волос, проститутки, политические мрази различных окрасок. Социальные сети отличались лишь контентом, неизвестно по какому принципу наводнившим их. Ограниченное число пользователей не позволяло соцсетям обладать уникальным войском, состоящим из биоматериала, думающего, что он думает; просто кто-то уделял больше времени той или иной соцсети из-за дизайна, юзабилити, всяких примочек, генерируя везде одинаковые посылы. Марку удобней было в Facebook’е, вот и все.

Внимательно просмотрев свои профили и последние посты с уведомлениями, Марк обнаружил удивительную вещь – всю последнюю ночь он активно общался, писал комментарии на стенах друзей и в популярных пабликах. Делал это грамотно и так, что ничего бы не заподозрил сам, если бы не спал в это время как убитый. Покопавшись, заметил еще, что во всех аккаунтах сменились пароли на очень сложный, но единый пароль, все страницы невероятным образом сконнектились и могут одновременно открываться с помощью новой иконки на рабочем столе.

Почитав несколько «собственных переписок», Марк заварил чай, нарезал колбаски, переложив ее сыром и сел у подоконника, рассматривая сквозь мокрое стекло двор и кусок улицы, бегущей наверх, к невидимой развилке. Темные спешащие размытые фигуры казались следами работы неумелого акварелиста, наугад тыкавшего кисточкой в слишком тонкую бумагу. Бумага промокла и волокнами расщепила очертания. Это было похоже на советские мультфильмы, от которых тащилась его мама, ему же они казались работой студентов с трогательной банальщиной внутри.

Фигуры метались по двору, выскакивая на дорогу, и пропадали, ныряя в такие же размытые прямоугольники автобусов или уходя за угол дома. Редкий дождь как из крупного сита с большим расстоянием между дырками заставлял держать в руках зонты и прятать лица под капюшонами. Марк дождь не любил, он был неудобен и мерзок и нельзя идти по улице, уткнувшись в телефон, просматривая рабочую и личную почту или проглядывая трейлеры будущих киноновинок, в уме отмечая понравившиеся закладками.