Аспазия

— И я прав, — возразил Фидипид, — дома не стоит быть щедрым и притом много ли мы все бываем дома? Афинянин принадлежит общественной жизни и общественная жизнь — ему, поэтому, я всегда говорю, будьте скромны дома, но щедры и великодушны в общественной жизни, для всех. То, чем я украшаю мой собственный дом, радует меня очень недолго и может быть уже мой сын и наследник растратит все, но то, что я помогу построить на вершине Акрополя, перейдет к потомкам.

— Фидипид прав, — говорили мужчины, — глядя друг на друга и кивая головами, но аристократ снова подал свой голос:

— Все должно быть в меру, — сказал он, — сеять надо рукой, а не прямо из мешка. Если мы не будем знать меры, то гордое здание афинского могущества и величия падет…

— Пусть оно падет тебе на нос! — раздался гневный голос продавца лент из Галимоса.

Все засмеялись. Но аристократ продолжал:

— Мы должны последовать примеру спартанцев, иначе наше благоденствие не будет долговечно. Так же скоро оно закончится и если мы будем продолжать оставлять бразды правления в руках бедного и голодного класса…

Продавец лент из Галимоса, услышав эти слова, снова сжал кулаки. Товарищи с трудом удержали его.

Аристократ бросил на продавца лентами мрачный взгляд и исчез в толпе, двинувшейся к Пниксу, так как наступил час собрания. Продавец лент, все еще не успокоившись, обратился к сикионийцу, шедшему рядом.

— Ты слышал, что позволяет себе говорить один из этих негодяев аристократов? Они смеют презирать простой народ, потому что мы бедны, как будто вследствие этого мы менее афинские граждане, чем они! Ведь что-нибудь да значит такое управление, как наше, когда все граждане помогают управлять государством! Перикл умен, очень умен — я вполне согласен с ним относительно перевоза в Афины делосского сокровища, точно так же как и употребление денег на постройку нового храма богини Афины-Паллады, — но мы граждане, можем и не соглашаться, мы можем показать, что Афинами правит народ…

Холм Пникса средний из трех холмов, возвышающихся на юго-западной стороне города… С северо-востока он отделен оврагом от так называемого холма Нимф, а с южной стороны, еще более глубокий овраг с обрывистыми, скалистыми краями отделяет его от холма Музиона, самого высокого из всех. С северной стороны холм отлого спускается к равнине, с восточной — напротив Акрополя, устроена обрывистая терраса, в которой выбита искусственная лестница.

Продавец лент из Галимоса и его спутник поднялись на вершину. У самого конца лестницы стояли лексиархи с тридцатью помощниками, наблюдавшие за тем, чтобы никто не имеющий права бывать на собрании, не оказался на нем.

Народ устремился внутрь обширного круга, над которым расстилалось голубое небо.

Сикиониец любопытным взглядом всматривался за ограду, быстро наполнявшуюся афинянами. На заднем плане было возвышение, на котором помещался большой камень. Этот четырехугольный камень служил подмостками, с которых ораторы говорили с народом; к нему вели с двух сторон узкие лестницы. В древние времена это место было святилищем, а этот камень — жертвенником Зевсу. Напротив подмостков помещалось несколько рядов каменных скамеек, на которых могла расположиться часть собрания.

Осмотрев все это, приезжий повернулся и взглянул на город, расстилавшийся у подножия холма. По левую сторону от Акрополя находилось другое священное место собрания Ареопага — святилище Эвменид.

Между тем толпа у входа становилась все плотнее, характер афинян сказывался здесь так же, как и на Агоре; каждое мгновение раздавались восклицания лексиархов:

— Вперед, Эвбулид — не болтай так долго у входа! — Тише, Харонд, не толкайся. — Проходите и пропустите следующих.

Продавец лент из Галимоса отошел в сторону, чтобы еще немного поболтать со своим новым знакомцем, указывая ему на того или иного в толпе.

— Вот, погляди на этих двоих, с длинными, косматыми бородами, бледными, мрачными лицами, в коротких плащах и с толстыми палками в руках, с ушами, которые так плотно прилегли к голове, как будто они каждый день привязывают их ремнями, похожих на атлетов, некогда боровшихся с олимпийцами. Этих людей мы называем друзьями спартанцев, они тяготеют к Спарте и желали бы, чтобы у нас было все так же как там…

Вдруг он толкнул своего спутника.

— Смотри, это Фидий, скульптор, создавший статую Афины для Акрополя. С учениками и помощниками, все они сторонники Перикла.

Затем подошли пританы. Продавец лент указал на них спутнику, но почти в ту же минуту еще сильнее толкнул его, говоря:

— Смотри, это Перикл, знаменитый стратег Перикл.

— А кто эти люди, идущие с таким достоинством? — спросил сикиониец.

— Это девять архонтов, — отвечал торговец лентами.

— Эти люди, кажется, пользуются наибольшими почестями? — спросил сикиониец.

— Почестями? — Да, но в сущности выше их мы ставим стратегов.

— Почему?