Аспазия

Кубки были осушены в честь знаменитой лесбосской поэтессы и снова наполнены.

— А теперь, дозвольте войти, тем, — начала Аспазия, — которые готовы доставить нам нечто такое, что, по словам Протагора, одинаково для всех людей, а по мнению Сократа — нет.

По ее знаку, в залу вошли женщины, игравшие на флейте и танцовщицы, все юные и прекрасные, украшенные венками и в роскошных платьях. Раздались тихие звуки флейты. Когда окончились танцы, выступили юные акробатки; нельзя было без восхищения следить за грациозными движениями этих прекрасных женщин. Когда же они начали изумительный танец, который состоял в том, что танцевали между мечей, укрепленных на полу, клинками кверху, то возбужденные зрители почувствовали ужас, смешанный с удовольствием. Одна из стройных, очаровательных девушек, в легком костюме, закидывала одну ногу за спину и брала ею стоявший сзади кубок, или, стоя в таком положении, спускала стрелу из лука.

Когда все танцы и игры были окончены и танцовщицы, акробатки и музыкантши снова удалились, Аспазия сказала:

— Как мне кажется, то, что мы видели, доставило нам всем одинаковое удовольствие и все одинаково согласны относительно этого чувства, тогда как, когда дело шло об уроках мудрости, вы не могли согласиться. И тот опыт, о котором ты говорил, Сократ, сделан… Мне кажется, что гости Гиппоникоса расположились так, что это опасно для общества и благоприятствует тайным заговорам: я уже много раз замечала, что Фидий и Иктинос то и дело шепчутся между собою, что касается Кратиноса, то я видела его, чаще чем это нужно, склоняющимся к уху его соседа, Полигнота. Властью царицы празднества, я приказываю всеобщую перемену мест!

— Прекрасно! — согласились весело настроенные гости, мы охотно повинуемся.

После того, как приказание было выполнено, Аспазия оказалась рядом с Сократом, на которого соседство очаровательной женщины, производило успокоительное и примиряющее действие.

Однако старый Анаксагор не мог спокойно смотреть на своего друга, так постыдно сложившего оружие. Поэтому, осушив кубок, он воскликнул:

— Я хочу обменяться с тобой, о Протагор, еще несколькими словами, ибо чувствую себя еще не на столько слабым, как удрученный годами Приам, чтобы дрожа смолкнуть перед юной мудростью.

— Остановись! — вскричала Аспазия, — если ты хочешь говорить многозначительные речи, то позволь предварительно воспользоваться правом царицы празднества и приказать подать благоуханное хиосское вино, которое еще более облегчит тебе речь.

Аспазия приказала налить знаменитейшее из всех греческих вин. Кубки были вновь осушены и с этой минуты в кругу гостей не осталось никого, кто не чувствовал бы на себе воодушевляющего могущества Диониса.

Анаксагор осушил свой кубок и начал что-то говорить о счастии, о добродетели, о всеобщем мировом разуме…

Аспазия попросила его выпить еще кубок, он выпил, и речь мудреца сделалась еще непонятнее. Он начал бормотать и клевать головой, затем она окончательно упала на грудь и, через несколько мгновений, старик спокойно заснул. Веселый смех раздался между гостями.

— Что ты сделала, Аспазия! — кричали они, — последний боец за строгую мудрость обезоружен тобою.

— Выпьем за счастье и веселье! — отвечала Аспазия. — Строгой мудрости нужно отдохнуть… Посмотрите, как красиво его спокойное лицо, я предлагаю, чтобы мы все сняли с себя венки и покрыли ими спящего, украсив таким образом, столь прекрасную и мирно заснувшую мудрость.

Все согласились исполнить предложение Аспазии, и через несколько мгновений голова мудреца исчезла под цветами.

Так шло празднество в доме Гиппоникоса, оживленное дарами Вакха и прелестью милезианки.

Под конец пира поднялся блестящий Протагор:

— Царица празднества, Аспазия, уступила мне свое место, и я пользуюсь этим, чтобы на мгновение присвоить себе ее права и просить вас выпить последний кубок в честь самой Аспазии. Она высоко держала скипетр удовольствия и, играя раздавала развлечения, с кубком в руках, шутя одержала победу над суровой мудростью, с помощью прелести ума, с помощью Эрота и Харита победоносно боролась против врагов и, своим юношеским огнем, победила седую голову мудреца, погребенную под цветами. Но тихое опьянение безопасно для благородных греческих умов: оно не давит голову, а выступает, как роса, на листьях венков, которыми мы украшаем наши головы. Итак, осушим последний кубок в честь прекрасной и мудрой царицы празднества — Аспазии!

Все участвовавшие в празднестве, присоединились к этому тосту и столпились вокруг Перикла и Аспазии.

Когда последний кубок был осушен, гости попрощались друг с другом, оставив дом Гиппоникоса уже на рассвете.

— Доволен ли ты избранием меня царицей празднества? — спрашивала Аспазия, оставшись вдвоем с Периклом.

— С сегодняшнего дня я еще более удивляюсь тебе, — сказал Перикл, — но не боишься ли ты, что я немного меньше люблю тебя?

— Почему? — спросила Аспазия.

— У тебя для каждого есть что-то, — отвечал он, — но что остается для Перикла?

— Я сама, — отвечала милезианка.

Он поцеловал ее, а она крепко его обняла.