Аспект белее смерти

Волосы слиплись от пота, дыхание сбилось, задрожали руки, по телу стала растекаться неприятная ломота. А ещё — почудился чужой взгляд.

Огляделся — никого.

Но неуютное ощущение никак не желало проходить, и я решил закругляться. В Гнилой дом не пошёл, для начала завернул к промоине с ледяной водой. Напился, умылся, тогда стало легче.

Но легче не легче, а, вернувшись к себе, я поднялся на чердак, завалился в гамак и моментально уснул. Разбудили доносившиеся снизу голоса. Продрал глаза, заглянул в каморку Луки и сощурился из-за бивших в оконце лучей заходящего солнца.

Закат. Уже закат.

Спустился на второй этаж, там вокруг стола суетились мелкие, а у растопленной печки хлопотала Рыжуля. В кои-то веки рядом с ней никто не крутился, я уселся на табурет, зевнул и напомнил о своём предложении, вроде как в шутку заявив:

— Слушай, а давай всё же к балагану прибьёмся! Лучших подмостков Поднебесья не обещаю, но с голоду не умрём и мир поглядим.

— Серый! — возмутилась девчонка. — Ну ты только не начинай!

— Знаю-знаю! — перебил я её. — Не можешь бросить мелких! Но дальше-то что? Всю жизнь о них заботиться собираешься? Так не выйдет!

Рыжуля насупилась и недобро прищурила свои зелёные глазищи.

— Это почему ещё?

— Да старикам в Гнилом доме не место! Кто перерос, тот уходит. Нам уже пора.

— И кто же такие правила установил, скажи?

Я повёл рукой.

— Сама погляди.

— Это ничего не значит! — отмахнулась Рыжуля. — Буян говорил, мы одна семья!

Мне аж сплюнуть захотелось. Буян вкладывал в это слово совсем-совсем другой смысл, Рыжуле просто повезло, что она тогда ещё не вошла в возраст, а в Гнилом доме были девчонки постарше. Но ни в чём убеждать её не стал, лишь пожал плечами.

— Нельзя вечно жить для других! Надо и о себе подумать! Нормальная семья нужна, а не такое вот не пойми что!

— Ничего-то ты, Серый, не понимаешь! — улыбнулась Рыжуля и потрепала меня по волосам.

Возмутиться я не успел — подбежала Плакса.

— А покажи фокус с монетками! — попросила она, подёргав меня за рукав.

— Откуда у меня монетки-то⁈ — отшутился я, но в покое меня уже не оставили.

Окликнул Лука:

— Серый, разговор есть!

Я поднялся с табурета, и тут же в окно заглянул сидевший на карнизе Хрип.

— Чего-то Цыпа бежит!

Сивый отмахнулся:

— Да он всегда бегает!

— Не! Прям бежит-бежит! Чего-то стряслось!

И точно: прозванный Цыпой мальчонка лет семи заскочил в дверь растрёпанным и всклокоченным, со свежим синяком под глазом, покрасневшим ухом и порванным воротом рубахи.

— Там! — выдал он, задыхаясь. — Меня за ухо! Я тикать! А он по молде! Еле убёг! И алтын с деньгой посеял! Вот!

— Ну ты и дурень! — ругнулся Гнёт.

— Помолчи! — оборвала его Рыжуля и протянула мелкому ковшик с водой, а после спросила: — Кто и где?

Цыпа напился и пояснил:

— Матлосик пьяный у «Хломой кобылы»! Хотел в пелеулок затащить, насилу убёг! И монеты посеял!

У мальчонки задрожали губы, и Лука резко прищёлкнул пальцами.

— Матросик залётный?

— Не-а! — замотал головой Цыпа. — Уже давненько в «Хломой кобыле» гуляет!

Лука враз помрачнел. Алтын с деньгой — это ерунда, да только Цыпа там давно примелькался, его и вышибалы не гнали, и завсегдатаи знали. Нужно кому весточку передать, он тут как тут — вот монетка к монетке и подбиралась. А не появится день-другой, и о доходном месте можно будет забыть.

— Жаловался кому? — спросил я.

Малец уставился себе под ноги.

— Домой побёг.

Лука вздохнул и распорядился:

— Серый, разберись!

Я нахмурился, безмерно удивлённый полученным заданием.

— А сам чего?

— Того! — многозначительно выдал в ответ Лука и указал на лестницу, а когда мы поднялись на чердак, толкнул меня в плечо. — Серый, ну ты чего? Я же говорил, что мне у «Хромой кобылы» светиться не с руки!

— Из-за Рыжули? — догадался я.

— Из-за неё, — подтвердил старший, облизнув рубец на губе. — И вообще, начинай уже сам с такими делами разбираться! Я с вами до конца лета, дальше так и так тебе эту лямку тянуть.

У меня чуть глаза на лоб не полезли.

— Ты серьёзно? И куда собрался? К Бажену?

— Да вот ещё! — презрительно фыркнул Лука. — Не собираюсь у него в шестёрках бегать! На Пристань пойду.

Новость эта меня, с одной стороны, обрадовала, а с другой — отчасти даже напугала. Стать старшим в Гнилом доме — вроде как здорово, но и тащил на себе Лука столько, что мама не горюй. Как бы теперь все старые договорённости псу под хвост не отправились. И ещё — приют.

Ну и какое мне теперь обучение колдовству?

Я нервно передёрнул плечами и спрашивать, где Лука раздобудет деньги на откупные Бажену, не стал, вместо этого уточнил:

— А чего именно на Пристань? Ты ж с Заречной стороны сроду никуда не выбирался! Неужто подвязки появились?

— Появились, — подтвердил Лука. — И вот ещё что: Яр всё правильно вчера на Чуму поставил. Я ему так сказал.

— Чего-о⁈

— Серый, ну сам посуди, — развёл руками старший, — кто мог знать, что ты Чумазого сломаешь? Он же в два раза тебя здоровее!

— Сука ты! — хрипло выдохнул я.

Лука не обиделся.

— Был неправ, признаю, — примирительно сказал он, не спуская с меня напряжённого взгляда. — Но я хотел как лучше!