Аспект дьявола

Ну, по крайней мере, это была одна из причин. Возможно, второй причиной было то, что после смерти мамы мне по наследству остался небольшой капитал. Вероятно, это его сестра подкинула такую идею: жениться. Но когда Моржич Валента попросил моей руки, я согласилась. Хотя мне было девятнадцать, а ему сорок, хотя он был маленького роста, толстый и некрасивый, я сказала «да».

– Итак, вы сыграли свадьбу. Был ли он влюблен в вас?

И снова скополамин с амиталом не смогли полностью отключить ее эмоциональные реакции: она горько рассмеялась.

– Влюблен? Какое отношение любовь имеет к браку? При чем тут любовь? Вы не понимаете, да и никто не понимает, что такое быть одинокой по-настоящему. Все когда-нибудь ощущают одиночество, но то, что все испытывают, это мимолетная инфекция, как простуда. Одиночество, которое я испытала и в детстве, и в молодости, было похоже на рак. Моржич Валента знал, каково это – быть одиноким, никем не замеченным. Мы поженились, чтобы спасти друг друга от одиночества, но это привело к тому, что мы были одиноки вместе. Моржич озлобился, он стал критиковать меня за любую провинность, указывать на каждый мой недостаток. Вот что я вам скажу, он любил мою стряпню, уплетал ее за обе щеки. Но он когда-нибудь говорил об этом? Он когда-нибудь хвалил меня? Никогда. Вы спрашиваете меня, любил ли он меня, и я вам отвечу, что да, любил: он любил мои кулайды[27] и брамборачки[28], мою свичкову[29], мои котлетки-карбанатки. Но больше всего, хотя он никогда не говорил об этом, он любил мое вепро-кнедло-зело[30]. О да, истинным объектом желания Моржича Валенты была тарелка приготовленного мною жаркого из свинины!

– Между вами не было никакой привязанности?

– Никакой. Он унижал меня при каждом удобном случае: все говорил, что я уродлива и скучна, что я серая мышь и что он мог бы выбрать жену намного лучше. «Ты не Адина Мандлова[31] и не Анни Ондра»[32], – приговаривал он. Он частенько упоминал их, потому что знал, что я считаю поведение актрис кино аморальным, а может быть, потому что догадывался, что я тайно завидую их внешности. Конечно, у меня никогда не хватало смелости ответить ему тем же, сказать: «Но и ты не Карел Ламач»[33].

– А вы? Как вы относились к мужу?

– Я не испытывала к нему никаких чувств. Он был таким человеком, по отношению к которому легко оставаться равнодушной. Но у него была хорошая работа. Он частенько бывал в разъездах, был специалистом по украшениям из стекла и неплохо зарабатывал на этом. Вот почему он иногда посещал наш завод. Его интересовали кристаллы алмазной огранки и бусины с крошечными фарфоровыми цветами в середине. Колье, серьги, браслеты… Сразу после свадьбы он настоял на том, чтобы я бросила работу. Мы жили в большой квартире в центре Млада-Болеслава. Муж держал все ценности в сейфе в столовой. Он нередко бывал в командировках неделями, ездил по всей стране. У него был маленький мотоцикл «Ява», он закидывал портфель с образцами на спину, натягивал кожаный мотоциклетный шлем и защитные очки на свою маленькую голову. Шлем был слишком тугим и придавал ему нелепый вид. Он был похож на толстого циркового поросенка, с трудом балансирующего на своем мотоцикле. Всякий раз, когда я видела его спину с этим портфелем, меня охватывала радость.

– Вам нравилось жить без него? Вы отдыхали?

– Мне не удавалось особенно отдохнуть. Каждый раз, когда он уезжал, приходила его старшая сестра Джитка и нередко оставалась ночевать. «Чтобы приглядывать за тобой», – говорила она. Они знали и мне не позволяли забыть, что мне пришлось провести какое-то время в «школе для психов», как они ее называли. Джитка была озлобленной, сварливой бабой, ведьмой, а не женщиной. Такой же жирной, как Моржич. С такой же пухлой рожей, как у откормленной свиньи. Она использовала любую возможность, чтобы похвалить своего дорогого братца и унизить меня. А я, ну, я была слишком кроткой, чтобы протестовать. Но я знала еще кое-что: они оба были без ума от моей стряпни, вот почему Джитка так часто бывала у нас в доме. И я правда не припомню, чтобы кто-то из них похвалил хоть одно блюдо, которое я приготовила.

– Хорошо, Хедвика, – прервал ее Виктор. – Теперь вам необходимо оказаться в определенном месте и времени. Я имею в виду день вашего ареста. Вы можете вспомнить, с чего все началось?

– О, тот день?

– Да, тот день, – повторил Виктор. – Мы можем оказаться там?

Она замолкла на мгновение. Виктор заметил, что пациентам всегда требовалось время, чтобы вспомнить конкретный эпизод из своей жизни. Это не было похоже на судорожный поиск в ментальной картотеке, чтобы извлечь необходимую папку скорее они действительно путешествовали по глубинам подсознания, изучая закоулки собственной вселенной.