«Мы прошли через комнату, где стояли маленькие, детские кровати (дети в ту эпоху были тоже частной собственностью). И снова комнаты, мерцание зеркал, угрюмые шкафы, нестерпимо пёстрые диваны, громадный "камин", большая, красного дерева кровать. Наше теперешнее — прекрасное, прозрачное, вечное — стекло было только в виде жалких, хрупких квадратиков-окон.
— И подумать: здесь "просто-так-любили", горели, мучились… (опять опущенная штора глаз). — Какая нелепая, нерасчётливая трата человеческой энергии, не правда ли?
Она говорила как-то из меня, говорила мои мысли. <…> Вот остановились перед зеркалом. В этот момент я видел только её глаза. Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые "квартиры", — человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза» [Замятин,1990. С.32].
В свете сознания героя-рассказчика предстаёт дом. Читатель сравнивает собственный мир и то, как всё это герой видит глазами человека из будущего. Удивление, которое испытывает Д-503 относительно детских кроватей, связано с другой системой ценностей, в которой дети — собственность Единого государства, а не члены семьи. Угрюмые шкафы удивляют его своей непрозрачностью, а диваны — пестротой. Существенно, что такая пестрота «нестерпима» для привычного к монохромным, прозрачным, гладким поверхностям взгляда. В этом замечании героя мир пёстрых расцветок в интерьере представляется слишком сложным, тяжёлым, вычурным, отсталым.
Непонятно герою романа и назначение камина, то есть не сама его функция в доме прошлых эпох, а странность существования частной собственности вообще, странность стремления бывших хозяев этого дома к созерцанию огня, ценность очага, уюта. Противопоставление стеклянного и деревянного интерьера в прямой оценке героя выражает противопоставление вечного и хрупкого.
Образ маленьких квадратиков-окон в самом описании непрозрачного дома очень важен в соотнесении с проекцией такого описания на человеческую внешность: «человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза» [Там же]. Герой с удивлением для себя обнаруживает в этом некоторую перекличку: у него закрадывается подозрение, что, возможно, такая непрозрачность дома — это и есть некая норма, а его прекрасный прозрачный дом — отклонение. Прозрачность разрушает интимную территорию личности.
Как бы подыгрывая мыслям героя, его спутница спрашивает: «Какая нелепая, нерасчётливая трата человеческой энергии, не правда ли?» [Там же], но опущенные глаза свидетельствуют о её симпатиях к тому нелепому миру, где «просто-так-любили». Опущенные веки и ресницы здесь тоже неслучайно называются не прямо, а каким-то пространственным языком («штора глаз»), что актуализирует семантику закрытости, тайны, загадки внутреннего мира. Само человеческое естество словно противостоит тотальной распахнутости, прозрачности. Именно это умолчание и приобретает визуальное выражение в виде сравнения улыбки и знака «икс», означающего неизвестную переменную.
В приведённом фрагменте можно констатировать прямую соотнесённость образов дома и человека, интерьера и мировоззрения. Все предметы интерьера служат наглядным пособием к пониманию двух противостоящих взглядов на смысл человека и человеческой жизни. Визуально это подчёркивается оппозицией тёмных и светлых тонов, плотных и прозрачных вещей, деревянных и стеклянных предметов мебели, малых и больших участков, замкнутых и распахнутых комнат, подверженных тлению (смертных, как сам человек) и прочных (вечных) материалов.
Можно сказать, что визуальное выражение ценностных установок различных субъектов сознания возникает не только в литературных пейзажах, но и в литературных интерьерах. Следует обратить внимание на существенную разницу визуальности пейзажа и интерьера. Интерьер отражает ближайшее окружение человека на самой границе с миром, а пейзаж — более общий план по сравнению с приближенным (домашним). Интерьер открывает ощущение человека в доме, среди собственных творений (артефактов) — предметов мебели, утвари, планировки помещений. Зримый смысл здесь ориентирован не только на собственное «я» героя, но и на то «что Я для Других».
Разница горизонтов видения интерьера зависит от субъекта — повествователя и рассказчика, то есть зависит от степени вовлечённости в рассказываемые (повествуемые) события. Существует вариант подробного освещения отдельных сторон предмета, на которых герой или повествователь делает акцент в силу своего характера и намерений, а также и вариант без подробного показывания, то есть простое упоминание какого-либо предмета, когда известно лишь его наличие в интерьере, но нет детального описания. Различная степень визуальной подробности тяготеет к двум типам предметной данности в художественном мире — наглядность и «пустое подразумевание».
Вопросы для самопроверки:
Что представляет собой интерьер и экстерьер в художественном мире?
Какой смысл может нести литературный интерьер?
Как выбор ракурса предметов интерьера и их взаиморасположения влияет на смысловую нагрузку литературного произведения?