Аспирра: таланты Мудреца

– А он симпатичный! – заверил второй.

И снова над поляной разразился озорной гогот.

– Да будет вам! – рявкнул Кормарк и уселся на поваленное бревно возле костра, заняв свое место рядом с Семьей.

Тем временем Лука доковылял до Гунна и остановился, беспокойно озираясь по сторонам. Остроты незнакомцев его мало волновали. Заметив коней, привязанных к импровизированному стойлу, он уставился на них огромными глазами.

– Лошади… У вас есть лошади! – удивленно пробурчал он себе под нос. Это были первые слова, что Лука произнес после посиделок у валуна.

– А где твоя лошадь? – спросил ерруанец. Больше для того, чтобы разговорить чужака, а не из интереса.

– Никогда не было.

– Никогда?

– Никогда, – растерянно повторил Лука. – Там, где я вырос, лошади считаются роскошью. А если быть точнее – редким деликатесом. В нашем селе их едят.

Брови Гунна медленно поползли вверх.

– Вот оно как. – Он махнул рукой и поманил чужака за собой: – Пойдем, расскажешь мне еще что-нибудь, пока я осматриваю твои раны.

– Гунн! – Вновь от костра послышался игривый женский голосок. – А я лампады у тебя в шатре зажгла! Все как ты любишь!

– Позже, Ханри! Не сейчас! – отмахнулся тот.

– О-о-о… – затянул Лохарр, придумывая новую шутку. – Ханри, тебя, кажется, только что променяли на нового любовничка!

И вновь всеобщий гогот разлетелся эхом по поляне. Смеялись все. За исключением Кормарка.

Гунн отодвинул полог и пропустил в шатер Луку, с кривой ухмылкой оглядев веселящуюся компанию. Не иначе, в их голосах клокотала брага, доставшаяся им после недавнего набега. Завтра с утра он явно недосчитается нескольких кожаных фляг.

– Раздевайся, – буркнул Гунн чужаку. – А я пока все подготовлю.

Ханри не соврала: лампады действительно горели. И стояли они по кругу, как он любил, не говоря уж про дымящиеся благовония возле входа. Но сегодня свет ему понадобится не для утоления плотских желаний, а для более важных дел.

Пока Лука молча стягивал с себя окровавленные тряпки, Гунн доставал необходимые инструменты из поклажи: стальные щипцы, ножницы-зажимы, шелковые нити, иглы, припарки, мази и свежие бинты.

Конечно, Гунну было далеко до настоящего врачевателя. Он не обладал нужным грузом знаний, не перенимал опыта у других лекарей, не учился за умными книжками, но практики у него было хоть отбавляй. Ведь только так можно было спасти жизнь членам своей новоявленной Семьи, которые так и норовили подставиться под стрелу или удар меча, под клыки дикого кабана или когти медведя, – людям вроде Лохарра.

Гунн разве что умел хорошо варить отвары и делать полезные обезболивающие мази. Пожалуй, именно за это его здесь и ценили.

– А ты счастливчик, да? – хмыкнул Гунн, глянув на Луку, точнее, на его раны и шрамы, покрывающие тощее тело: ссадины, порезы и синяки будто бы стали неотъемлемой частью его самого. Рана на груди до сих пор кровоточила. Была широкой, но не глубокой. Стоило промыть и зашить. – Это те парни тебя так?

– Один пошел в лоб, второй подкрался со спины, – тихо сообщил Лука. Когда он говорил, выпирающие ребра ходили под кожей. – Второго я не заметил, но успел увернуться.

– За что они тебя так?

– У меня полно врагов. – Мужчина явно недоговаривал.

– Враги, значит…

Промыть и зашить рану не составило труда – «волшебные» ерруанские мази сделали свое дело. Пока ловкая игла стягивала края раны, Лука молча изучал высокий свод шатра, где танцевали тени. По лицу сложно было понять, о чем он думает. Да и разговаривал он с явной неохотой.

– Женат? – невзначай поинтересовался лекарь.

На родине Гунна пары, решившиеся создать семью, рисовали в районе ключиц одинаковые татуировки, но здесь, на Севере, как он успел понять, вместо татуировок люди носили особенные браслеты. На руке у чужака блестел браслет из железных пластин и затупленных наконечников стрел.

– Был, – тягостно выдавил из себя Лука и замолчал.

– Позволишь? – Гунн, недолго думая, взял ножницы и срезал украшение. Чужак не сопротивлялся. – Не стоит сковывать себя дурными воспоминаниями. И тем более о них сожалеть.

Северянин кивнул. Не то в знак благодарности, не то соглашаясь со словами ерруанца.

– А с ногой что? Я видел, ты хромаешь.

– Я упал. Заживет.

Гунн с сомнением оглядел пациента. Хотел уже послать его к остальным, упиваться брагой для лучшего сна, но тут его взгляд зацепился за выпуклую черно-синюю вену, виднеющуюся под коленом через дырку на рваных штанах.

– Упаси тебя боги! – воскликнул он. – А это еще что?

Лука резко сел и недовольно скорчился, оскалив зубы.

– Показывай, – грозно потребовал Гунн. – Закатай штанину.

Смятение в глазах Луки говорило, что в нем борются все «за» и «против». Ерруанец заметил, как у того задрожали руки, а взгляд заметался из стороны в сторону в поисках топора. Но затем что-то заставило его успокоиться: северянин тяжело выдохнул и смиренно подчинился воле лекаря.

На его голени рубцевался рваный звериный укус, неестественно черный, как сама Бездна, а от него, как щупальца осьминога, расползались темные витиеватые вены.