Гвидо повернулся к собравшимся и сделал знак Мартину приблизиться. Но тот медлил, озираясь и присматриваясь, есть ли рядом те, кто мог бы его узнать. Похоже, пока ничего ему не угрожает: сам Гвидо так и не вспомнил, где видел его ранее, де Шампер на корабле, Обри страдает, прикусив язык, Лестер смеялся где-то в стороне…
И он пошел вперед, а все эти предводители похода, знатные крестоносцы, расступались, давая ему дорогу. Многие из них прижимали руку к сердцу и склоняли голову в знак почтения. Мартин слышал, как они говорили: – Да будет славно ваше имя, мессир!
– Вы повели себя, как истинный воин и крестоносец!
– Мы гордимся, что сражались вместе с вами!
Сладкая лесть. Действительно, сладкая, и по мере приближения к возвышению Мартин выпрямился, вскинул голову в кольчатом капюшоне. Но когда он поднялся на помост, Гвидо сделал знак обнажить голову перед монархом.
Ричард Львиное Сердце был прямо перед ним. И на Мартина словно повеяло его величием, его доброжелательностью и силой. Он увидел вблизи загорелое лицо короля в обрамлении пышных золотисто-рыжих волос, внимательный взгляд его невероятных серых глаз, в уголках которых лучились легкие морщинки. Ибо Плантагенет улыбался ему и сам шагнул навстречу.
– Мессир Мартин Фиц-Годфри!
– Ваше Величество.
Перед королями положено преклонять колени – обычай, знак почтения, этикет. Но от английского Льва исходила такая мощь… Да и сам Мартин уже так давно проникся к предводителю крестоносцев уважением, что даже он, чужак, служащий совершенно другим людям, счел необходимым склониться перед ним.
Но Ричард не дал ему опуститься на колени. Он положил свои сильные руки Фиц-Годфри на плечи, сильно сжал их и заставил его стоять.
– Это мы должны склониться перед вами, мессир. Вы, сын этой земли, показали нам сегодня, как пулены могут сражаться с завоевателями-сарацинами. Ибо все мы понимаем, что наша сегодняшняя битва могла бы завершиться иначе, если бы вы так вовремя не поняли, что бой еще не окончен, и не объединили бы наши ряды, когда враг задумал новую коварную атаку. Вашу отвагу и предусмотрительность признали даже вечно соперничающие между собой маркиз Конрад и его милость король Гвидо, в кои-то веки объединившиеся и наперебой расхваливавшие ваш подвиг.
При последних словах Ричард засмеялся, и ему ответили смехом все собравшиеся. Мартин тоже улыбнулся. Получить похвалу от человека, которым восхищаешься, было несказанно приятно. К тому же Мартина вообще редко хвалили. Скорее просто оплачивали его невероятные усилия как работу. Но оценить, прилюдно признать, показать, что и самые именитые готовы тебя прославить… Мартин испытывал невероятную гордость. От волнения перехватило горло, голова его вскинулась, он смотрел прямо в лицо Плантагенету, и тот смотрел на него как равный, смотрел приветливо и с одобрением.
– Какую вы желаете награду, мессир Фиц-Годфри?
– Сир, я счастлив уже тем, что меня оценили Ваше Величество.
Мартин произнес это с непривычной для него пылкостью и смутился, не узнавая себя. Он видел, как потеплели глаза Ричарда, а тот засмеялся и, обратившись к Гвидо, заметил, что он должен быть счастлив, имея такого подданного. Но он, Ричард, в свою очередь, не может не вознаградить такую доблесть. При этом король отступил к стоявшему неподалеку сундуку, в котором лежали драгоценные украшения и сверкающее оружие, и стал перебирать их.
– Вы сможете позже сказать, что получили от короля Ричарда этот…
Он еще выбирал, слышалось позвякивание металла. Мартину, по сути, было и впрямь все равно, чем одарит его английский Лев. Ему было важно, что его мастерство воина признали по заслугам. О, этот миг дорогого стоил!
Ричард наконец повернулся, удерживая в руках золотую, украшенную рубинами цепь. Он уже шагнул к Мартину, когда рядом вдруг произошло какое-то движение, какая-то светлая тень мелькнула перед ним, и храмовник Уильям де Шампер встал между королем и Мартином, заслонив Ричарда и направив на мнимого Фиц-Годфри меч.
– Не подходите к нему, государь! Ибо этот человек не тот, за кого себя выдает. Вы очень рисковали, оказавшись рядом с ним. Он – засланный шпион и, возможно, убийца.
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как мечется на сквозняке пламя в чашах треног.
Первым опомнился Конрад Монферратский.
– Вы забываетесь, де Шампер! – воскликнул он. – Я видел сегодня, как этот рыцарь в нужный момент послал воинство в атаку. Если бы не он… О, предатель бы так не поступил! И клянусь оком Господа, мы все обязаны ему победой! Многие это могут подтвердить.
Эти слова будто прорвали плотину – напряжение спало, собравшиеся загалдели, кто-то расхохотался, кто-то выругался, кто-то потребовал объяснений.
Барон Ибелин и король Гвидо поддержали сказанное Монферратом. Все они сегодня были свидетелями того, как рыцарь Фиц-Годфри…
– Ко всем чертям! – рявкнул на них маршал храмовников, по-прежнему заслоняя собой короля и не отводя острия меча от лица Мартина. – Ко всем чертям, мессиры! Ибо я готов поклясться на Евангелии, что этот человек не Мартин Фиц-Годфри, которого я хорошо знал в Аскалоне.