Ассасины

Люди кругом смеялись и аплодировали, я проталкивался вперед, наступал им на ноги. И вот наконец я оказался футах в двадцати от Саммерхейса и его спутника. Да, сомнений нет, это он. На Саммерхейсе было двубортное темно-серое пальто с бархатным воротником. Он не смеялся и не аплодировал. Был холоден, спокоен и собран, и от этого спокойствия веяло смертью. Он выглядел так, точно он человек вне возраста, не человек вовсе. Мужчина в тирольской шляпе внимательно и методично осматривал толпу, выискивал в ней взглядом кого-то или что-то. Так следопыт-индеец высматривает сломанные ветки или следы мокасин на земле. И тут вдруг неожиданно для самого себя я решил с ним заговорить. Черт, ведь это ж Саммерхейс, мой учитель, человек, которому я безгранично доверял во всем...

Я находился примерно футах в десяти от них и приближался сзади, но вдруг резко остановился и затаил дыхание. Всякое желание подходить моментально испарилось. Я снова начал задавать себе вопросы. Что, черт возьми, он здесь делает? Почему я должен доверять Дрю Саммерхейсу? Почему вообще должен доверять кому бы то ни было? Конца сюрпризам просто не видно. Ощущение такое, точно я стою в туннеле, затопляемом водой, смотрю, как мчится прямо на меня бурный поток, как разбегаются крысы, а сам не могу сдвинуться с места.

Человек в шляпе с перышком так и стрелял глазами по сторонам. То маячил за спиной у Саммерхейса, то выныривал из-за его плеча. Я не мог оторвать взгляда от этого дурацкого светлого перышка на темно-зеленом фоне. Потом вдруг мужчина резко обернулся, и я увидел его лицо. Кожа смуглая, с оливковым оттенком, усики, очки. Одна щека вся в оспинах, точно в нее метали стрелы при игре в дартс. А в складках короткой толстой шеи, между подбородком и узлом галстука, виднелся безобразный шрам. Господи, Дрю, с каким это типом ты связался!... Он стоит рядом, он на дружеской ноге с тобой, некоронованным королем Церкви. Стоя в толпе и наблюдая за этой парой, я вдруг испытал ощущение сродни тому, что охватило меня в последний день пребывания в Ирландии. Страх, леденящий душу неукротимый страх. И что-то еще помимо страха. Зовущая рука распятого старика... дурацкое перышко на фетровой шляпе... я не видел никакой связи, не понимал, к чему все это может привести, и мне меньше всего хотелось подходить к этим людям.

Я слишком замешкался.

Саммерхейс обернулся. И увидел меня.

Глаза наши встретились. Я заметил, как Саммерхейс, по-прежнему не сводя с меня глаз, придержал спутника за плечо, тот замер. Я тоже замер. Казалось, прошла целая вечность. Я видел руку на плече, короткий кивок, пытался сообразить, что будет дальше, и не мог. Что-то происходило, но я не понимал, что именно. Окликнул ли меня Саммерхейс? Я не знал, не слышал. Понял лишь одно: надо поскорей убираться отсюда.

Я ожил, развернулся, вновь начал пробиваться сквозь толпу, проталкиваться мимо тех же людей, только в противоположном направлении. Кто-то ругался, кто-то замахнулся и пролил мне на рукав вино из бутылки, но я уже подходил к краю площади, где за россыпью огней открывалась спасительная темнота.

Лишь один раз обернулся я через плечо. И увидел, что мужчина в шляпе устремился следом за мной.

Нащупал в кармане что-то твердое. Револьвер.

Пластмассовый. Игрушечный.

Мне надо выбраться отсюда. Надо бежать!

* * *

Задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем, я свернул за угол и оказался на узкой улочке, затем свернул еще раз, в темный проход между домами, и прижался к стене. Все улицы были забиты туристами, актерами, людьми в маскарадных костюмах, Голливуд да и только. Плотно вжавшись в стену, я жадно ловил ртом воздух, а потом вдруг поднял глаза и увидел перед собой лицо мужчины. Прикрытое капюшоном, оно было совсем близко. Я уловил несвежее дыхание, он буркнул что-то и взмахнул рукой. Вот она, Смерть!... Пальцы скользнули по моему лицу, я резко отпрянул, пригнул голову и грубо выругался.

Он снова что-то буркнул и ухватил меня за рукав. Нищий, одетый монахом. Нет, это еще не Смерть. Я грубо отпихнул его назад. Должно быть, я напугал его. Он стоял, покачиваясь и бормоча что-то несвязное, потом обернулся, лицо по-прежнему прикрывал капюшон.

— Пошел к дьяволу! Пропусти!

Он снова обернулся. Так и есть, он не один. За нами наблюдали еще несколько фигур в плащах с капюшонами. Просто дурной сон какой-то... Мы неподвижно стояли еще несколько секунд, затем я сообразил, что это, должно быть, монахи, penitents noirs[13], так их здесь называли, им до сих пор принадлежали две церкви в городе. Я видел их здесь во время первого своего приезда: темные фигуры в плащах с капюшонами и босые, точно тени проскальзывали они по улицам Авиньона, напоминая о давних временах, о четырнадцатом веке, о мирянах, о людях, занимавшихся самобичеванием. И вот теперь они стояли и смотрели на меня — то ли актеры, то ли монахи, то ли просто воры. Стояли и выжидали.