В Пуатье Жанну поселили в доме мэтра Жана Рабато, адвоката парижского парламента, который присоединился к королю двумя годами ранее. Не успели Габриэль с Жаном подъехать к дому адвоката, как юноша услышал знакомый голос, звавший его по имени.
Он повернулся в седле и почувствовал глубокое разочарование, увидев девушку, выбежавшую из дома им навстречу. На ней было длинное красное сюрко с разрезами по бокам, подол голубой юбки оторочен мехом и высоко подобран, чтобы не мешал бежать. Черные завитки с высокого лба скромно прятались под красной шелковой сеточкой для волос. На шее висел маленький мешочек, размером с грецкий орех.
И только лицо у незнакомой девушки было ее, Жанны, как и глаза – большие, синие, полные радости. Она улыбалась и сияла своим чудесным светом. Жанна протянула руки Габриэлю, и он крепко сжал их.
– Я не узнал тебя, – запинаясь, произнес он. – Ты такая… – Он не мог подобрать слово: «красивая» было слишком простым для нее.
Жанна сделала гримасу и рассмеялась, и маленький завиток волос непослушно выскользнул из-под сеточки.
– Я не похожа на себя? – спросила она.
– Ты – это ты, всегда, не важно, какое на тебе надето платье, – сказал Габриэль.
– Дева скучала по тебе, – раздался мужской голос.
Юноша обернулся и увидел приближавшегося к ним герцога Алансонского. И он был одет не так, как в их первую встречу, более соответственно его титулу. Габриэль низко поклонился:
– Ваша светлость, простите, я не знал…
– Никакой обиды с моей стороны. Наша Дева сияет так ярко, что способна затмить всех и вся. Но я полагаю, вы привезли нечто такое, что горит даже ярче ее.
Невероятно, но Габриэль забыл о мече.
– Конечно привез! Мы задержались, потому что жители деревни захотели сделать для него ножны.
Юноша спешился, похлопал коня и отстегнул ремни, которыми бесценный меч крепился к седлу. Жанна с нетерпением потянулась к завернутому в ткань оружию. Габриэль помог ей его развернуть.
Сердце юноши учащенно забилось. «В руках Жанны… кто знает», – вспомнил он слова де Меца.
Наконец Жанна достала меч из тряпок, в которые он был завернут.
На красных бархатных ножнах золотой нитью была вышита королевская лилия. Отполированное яблоко меча поблескивало. Даже спрятанный в ножнах, это был красивый, но по виду – совершенно обычный меч.
Жанна смотрела на него широко раскрытыми глазами. Не касаясь рукоятки, она стянула бархатные ножны и ахнула. Стоявший рядом герцог от удивления округлил глаза – меч сиял золотистым светом. Медленно, благоговейно Жанна сжала рукоятку меча, и он ожил, вспыхнул как молния, светящиеся нити спиралью побежали вдоль лезвия к рукоятке, сплетаясь в какие-то письмена и символы. К удивлению Габриэля, некоторые символы показались ему знакомыми.
– Пресвятая Дева, – выдохнула Жанна и подняла меч высоко над головой.
И вдруг родилось чувство, что все в этом мире – осуществимо. Все возможно: победа, мир, освобождение осажденных, пища голодным, одежда нищим. Габриэлю чудилось, что он стоит у горящего очага и его огонь, такой яркий, разгоняет все тени сомнений, как первые лучи солнца рассеивают утренний туман. Страх исчез, словно в мире не осталось ничего, чего стоит бояться. Нет грубости, жестокости, зла и несправедливости. Габриэль и Жанна – сияющая как солнце, – пораженный и радостный герцог, дофин, Лаксарты, французы, бургундцы и англичане – все согреты этим светом, все любимы и вне опасности, и все будет хорошо, и в мире воцарится порядок…
Жанна спрятала меч в ножны, и постепенно свечение ослабло, но полностью не угасло. Дева не произнесла ни слова, но ее лицо выражало все, что испытывала она сама и окружающие ее люди.
Отныне Габриэль знал, что может меч в руках Жанны. Что Отец Небесный не просто на их стороне. Все благое и чистое свершится, когда Жанна взмахнет мечом над головой.
Впереди их ждет только победа. Поражения они не потерпят.
Никогда.