Эшафот с виселицей ожидал свою очередную жертву. Внушительная толпа, собравшаяся на площади, предвкушала развлечение сегодняшнего дня. По краям площади выстроились телеги с запряженными лошадьми. Владельцы телег вставали на них и вытягивались во весь рост, чтобы лучше видеть происходящее. Сюда приезжали целыми семьями: трусливого вида мужчины, коренастые женщины с вечной гримасой на угловатых лицах, их неопрятно одетые дети. Кто-то сидел на чем придется, кто-то стоял. Женщины, сбившись кучками, сплетничали и хихикали, мужчины прикладывались к кожаным фляжкам, потягивая вино и эль. Все они пришли и приехали сюда поглазеть, как будут казнить моего сына.
Подъехала телега, сопровождаемая солдатами. У них за спиной я мельком увидел Коннора. Затем с телеги спрыгнул улыбающийся Томас Хики и потащил за собой моего сына.
– Неужели ты думал, что я пропущу прощальный спектакль? – язвительно спрашивал Томас. – Слышал, сюда сам Вашингтон пожалует. Надеюсь, с ним ничего не случится…
Руки Коннора были связаны, но не сзади, а спереди. Он с ненавистью посмотрел на Томаса. И снова я удивился, до чего же Коннор похож на свою мать. Однако сегодня на лице этого храбреца и бунтаря я вдруг заметил… страх.
– Ты говорил, что будет суд, – бросил он Томасу, пока тот грубо проверял, крепко ли связаны руки Коннора.
– Боюсь, предатели не заслуживают суда. Хэйтем и Ли позаботились об этом. Так что ты пойдешь прямо на виселицу.
Я похолодел. Коннор отправится на эшафот, думая, что это я подписал ему смертный приговор.
– Я сегодня не умру, – с гордостью произнес Коннор. – А вот про тебя сказать то же самое не могу.
Эти слова он произносил, обернувшись через плечо. Солдаты, спрыгнувшие с телеги, копьями подталкивали Коннора, направляя его прямиком к эшафоту. Толпа расступилась, образовав проход. Беснующиеся люди тянули к Коннору руки, норовя схватить его, ударить и даже сбить с ног. Один такой «смельчак» с глазами, полными ненависти, тоже замахнулся, готовый обрушить свой кулак на Коннора. Я успел перехватить его руку, заломить за спину, а его самого швырнуть на землю. Он поднял на меня глаза, но, увидев фигуру в плаще с глубоким капюшоном, понял: добром для него это не кончится. Торопливо поднявшись, этот слизняк растворился в возбужденной толпе.
Солдаты гнали Коннора дальше, уже другие «смельчаки» норовили сделать то, о чем бы они и подумать не смели, будь руки заключенного свободными. Я находился достаточно далеко и не мог помешать еще одному «праведнику». Тот выскочил вперед и схватил Коннора за руку. Однако я был не настолько далеко, чтобы не расслышать слова, обращенные к моему сыну:
– Ты здесь не один. Только крикни, и…
Это был Ахиллес.
Он явился сюда, чтобы спасти Коннора.
– Забудь обо мне, – ответил ему юноша. – Тебе нужно остановить Хики. Он…
Коннора поволокли дальше, и я мысленно докончил его фразу: «…собирается убить Джорджа Вашингтона».
Черта помянешь… Главнокомандующий приехал на площадь в сопровождении небольшого отряда. Когда Коннора втащили на эшафот и палач накинул ему петлю на шею, внимание толпы переместилось к противоположному концу площади. Вашингтон держал путь к другому помосту, с которого он намеревался смотреть казнь. Солдаты лихорадочно освобождали для него проход и нещадно прогоняли зевак, облепивших помост. Положение генерал-майора обязывало Чарльза сопровождать своего командира. Это позволило мне сравнить обоих. Чарльз был чуть ли не на целую голову выше Вашингтона, но держался замкнуто, в отличие от общительного главнокомандующего. Глядя на них, я понял, почему Континентальный конгресс предпочел Вашингтона Ли. У Чарльза был слишком британский облик.
Через некоторое время Чарльз оставил Вашингтона на помосте, а сам с парой охранников направился в сторону эшафота. Он довольно бесцеремонно расталкивал толпу, мешавшую его проходу. Подойдя к эшафоту, Чарльз поднялся по ступеням. Толпа стала напирать. Все норовили протиснуться поближе. Я оказался плотно сдавленным телами, от которых разило элем и по́том. Работая локтями, я все же сумел пробраться поближе к эшафоту. Чарльз тем временем обратился в собравшимся.
– Братья и сестры! Патриоты Америки! – начал он, и толпа угомонилась. – Несколько дней назад мы узнали о заговоре, настолько злобном и подлом, что я не могу без содрогания говорить о нем. Человек, стоящий перед вами, намеревался убить всеми нами любимого генерала Вашингтона!
Толпа ахнула.
– Да! – уже громче продолжал Чарльз, постепенно входя в раж. – Какое безумие или невежество двигало этим человеком – сказать невозможно. Сам он ничего не говорит в свое оправдание. Не выказывает ни малейшего раскаяния по поводу своего чудовищного замысла. Мы умоляли его рассказать о том, что ему известно, но он хранит гробовое молчание.
Палач выступил вперед, набросив на голову Коннора рогожный мешок.