Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни

Но сейчас он был вполне видимым противником и готовился броситься на меня – не с деревянным мечом, а со стальным ножом. В Завти, отбиваясь от него, я чувствовал страх. Сейчас я знал, что могу одолеть Панеба. Страх тоже был, однако иного рода: я боялся возможных последствий. Но чувствовал себя при этом подготовленным, опытным. Пусть мой опыт был зачаточным, далеким от навыков настоящего меджая, он мне очень пригодился. Я легко отразил нападение Панеба и со всей силой ударил его по руке, выбив нож. Тот отлетел, звякнув о камень.

Я получил преимущество, которым сразу же и воспользовался. Я метнулся к Панебу, одновременно ударив его ножом прямо в сердце. Убийца Туты вскрикнул от боли.

Его рот широко раскрылся. Округлившиеся глаза остановились на мне, а пальцы потянулись к моему лицу. Это были его последние движения перед тем, как оказаться во власти богов. Ноги Панеба подкосились. Он повалился на спину, увлекая меня за собой.

Я склонился над ним, по-прежнему сжимая рукоятку ножа, застрявшего у него в груди.

– Это тебе за Туту, – прошипел я и повернул лезвие.

Тело Панеба содрогнулось. Он в последний раз застонал и затих. Я убил его.

Потом я долго и напряженно думал о том, что убил человека. Вспоминал, как смотрел на угасающий взгляд Панеба, как потом достал перо, потемневшее от крови Туты, и окунул в кровь его отца, прошептав душе мальчишки, что клятва исполнена.

Много ночей я просыпался от кошмарных снов, а однажды, проснувшись, вытянул руки перед собой и держал их так, недоумевая, как они могли совершить столь жуткий поступок.

Конечно же, Айя старалась мне помочь. Мы с ней подолгу обсуждали случившееся. Я знал, что выполнил обещание и защитил семью Туты. Она поддерживала меня. И однажды, когда мне приснились гаснущие глаза умирающего, Айя спросила:

– Это был он? Ты думал о Панебе?

– Нет. Это был Тута. Я думал о своем друге и брате Туте.

41

Мы отложили нашу миссию по спасению моего отца. Поступить иначе мы не могли: нужно было поддержать Ими и Кию, хоть как-то помочь им справиться с горем. Но наша помощь не шла, да и не могла идти дальше совместной скорби и слов утешения. Думаю, мать Туты это знала.

В один из дней Ими сказала Айе:

– Вам с Байеком надо отправляться в путь. Вас ждет дело. Тута сказал бы вам то же самое.

Конечно же, Ими была права. Простившись с ней и Кией, мы переправились на другой берег Нила, пришли в знакомую гробницу и сказали, что готовы тронуться в путь. С нами отправились Хенса и Нека. Сети вынужден был остаться с беременной женой. Завершив сборы, мы пустились вверх по Нилу, рассчитывая за пять-шесть дней добраться до Асуана, а оттуда – на остров Элефантину.

Туту я не забывал. И никогда не забуду. По вечерам, сидя у костра, я доставал перо и вспоминал о нем. Хотя незримо Тута всегда находился рядом со мной (я верил, что так будет всегда), чем больше мы отдалялись от Фив, тем сильнее меня занимали мысли о грядущей миссии.

Нека успел узнать про элефантинского узника совсем немного. Власти острова вспомнили про давние законы, когда-то действовавшие в их краях и направленные против меджаев. По мнению тогдашних продажных властей, меджаи представляли ощутимую угрозу для общества, а потому они подвергались всяческому преследованию.

Нынешние власти, скорее всего, сочли моего отца самозванцем, таким же как остальные лжемеджаи, наводнившие Египет в последнее время. За попытки возродить прошлое и возможное подстрекательство других к вступлению на путь меджаев отцу грозило суровое наказание.

Представляю, как бы все задергались, узнав, что захватили одного из последних истинных защитников Египта!

Через несколько дней пути мы достигли селения Асуан. Там, пройдя под навесами и веревками с развешанным бельем, мы вышли на деревенскую площадь. Оттуда наш путь лежал к гавани. С берега хорошо просматривался остров Элефантина. Раздобыв лодку, мы добрались до него и устроили привал в ложбине, надежно укрытой от посторонних глаз. Но все равно, чтобы не выдать своего присутствия, огня решили не разводить.

Храм Хнума стоял на южном берегу острова. По словам Неки, именно там и держали моего отца, поместив в яму возле караульного помещения.

В первый день нашего пребывания Нека отправился на разведку. Вернулся он ближе к вечеру. Мы уселись тесным кружком и начали строить планы. По Нилу проплывали фелюги. Их паруса трепетали на легком ветру. К нам долетали голоса перекликающихся лодочников. Взяв прут, Нека изобразил на земле чертеж храма.

– Это караульное помещение, – пояснил разведчик, ткнув прутом в нарисованный квадрат. – А вот и яма, где держат заключенных. Сейчас твой отец – единственный узник.

– Ему там тяжело? – спросил я.

– Яма – не дворец, – пожал плечами Нека. – Но твой отец – меджай. Он выдержит.

– Но как? – спросила Айя, беря меня за руку. – Как Сабу могли захватить в плен?