– А ты, значит, младший брат, – сказала воительница, глядя на него. – Гейрмунн Адская Шкура. – Она указала на освободившееся место. – Садись.
Невзирая на усталость, любопытство не позволило Гейрмунну сесть рядом. Он стоял, вместе с воительницей глядя на пищевой очаг, расположенный перпендикулярно длинному центральному очагу, обогревавшему зал.
– Тебя это раздражает? – спросила она.
– Что именно?
– Прозвище – Адская Шкура.
Гейрмунну не хватало терпения отвечать на подобные вопросы.
– Это прозвище отец дал нам обоим.
– Ты не ответил на вопрос.
Гейрмунн повернулся к ней. Воительница была старше его всего на несколько лет. От нее пахло дымом и морем, а в глазах было что-то знакомое. Что-то вроде родства, влекущего к ней.
– Кто ты? – спросил он.
Ее усмешка подсказывала: зеленоглазая воительница знала, что Гейрмунн уклонялся от ответа на ее вопрос, и решила не настаивать.
– Меня зовут Эйвор.
– Рад знакомству с тобой, – сказал Гейрмунн, склоняя голову. – Не знал, что у Стюрбьёрна есть дочь.
– Я не его дочь, хотя одиннадцать последних лет он растил меня, как своего ребенка.
– Тебе повезло. А где же твой настоящий отец?
Эйвор отвернулась и стала изучать взглядом зал. Гейрмунн подумал, что своим вопросом обидел ее.
– Прости мою напористость. Я устал и плохо соображаю. Можешь не отвечать, если…
– Мой отец мертв, и это не тайна. – Она невесело улыбнулась. – Кое-кто здесь наверняка знал моего отца. Возможно, эгдир, с которым ты пришел.
– Стейнольфур? А ему откуда знать твоего отца?
Эйвор надолго припала к рогу с элем.
– Потому что моего отца убил не кто иной, как Хьётве, правитель эгдиров.
Гейрмунн проглотил ком в горле, потеряв дар речи.
– Хьётве явился в отцовскую усадьбу, чтобы убить гостившего у нас Стюрбьёрна. Это ему не удалось, а отца он убил.
– Как звали твоего отца?
Эйвор хмуро посмотрела в рог с элем и покачала головой:
– Не имеет значения. Он умер как трус.
Гейрмунна ошеломили искренние и в то же время оскорбительные слова Эйвор о своем отце.
– Ты говоришь очень вольно.
– Я говорю правду, – возразила она. – Есть разница между болтливым и честным языком. Я выношу только один из них.
Гейрмунн задумался над ее словами и вдруг понял, почему она показалась ему знакомой. Как и у него, рунный камень ее жизни был про́клятым местом, кишащим призраками. И от прошлого, вырезанного на этом камне, ей было не убежать. Искренность Эйвор воодушевила его.
– Меня раздражает, – сказал он.
– Что именно?
– Когда меня называют Адской Шкурой.
– Тогда я не буду тебя так называть, – сказала Эйвор, подавая ему рог с элем.
Гейрмунн принял рог и отпил эля.
– Может, тогда ты скажешь правду и о том, почему ты здесь?
Усадьба Стюрбьёрна в Ставангере находилась на другой стороне Бокнафьорда, а его земли занимали изрядную часть южной оконечности Ругаланна на границе с Агдиром. Ярл вполне мог считать себя конунгом Ругаланна, но его мнение не подкреплялось ни силой, ни властью. С незапамятных времен Ругаланн принадлежал тому, кто владычествовал над проливом Кармсунн. Нынче это был отец Гейрмунна.
– Стюрбьёрн хочет поговорить с твоим отцом о Харальде.
– Каком Харальде?
– Правителе Согна.
Гейрмунн кивнул. Согн находился к северу от Ругаланна, на другой стороне Хурдаланна. Ходили слухи, что между Харальдом из Согна и Эйриком – правителем Хурдаланна возник спор чести, создавший напряженность на границе.
– При чем тут Харальд? – задал новый вопрос Гейрмунн.
– Стюрбьёрн ему не доверяет. Слишком много воинов отправились в Англию. Хурдаланн ослаблен. Агдир тоже. Стюрбьёрн считает: надо что-то делать и как можно скорее, пока аппетиты Харальда не стали безудержными.
– Ты не считаешь, что такие дела разбираются на Гулатинге?[5]
– Гулатинг у Харальда в руках.
Гейрмунн вновь отхлебнул из рога.
– В таком случае речь идет о войне.
– Естественно, – пожала плечами Эйвор.
Легкость, с какой она говорила о подобных вещах, сочеталась с ее воинским одеянием. Судя по кожаным доспехам и кольчуге, Эйвор сражалась часто, и некоторые бои были тяжелыми.
– Сдается мне, что ты успела побывать во многих битвах, – сказал Гейрмунн.
Эйвор повернулась к нему и стала разглядывать так, словно собиралась купить. Она придирчиво осматривала его лицо, ладони, костяшки пальцев и раненую руку.
– А мне сдается, что твои битвы можно пересчитать по пальцам, но тебе хочется повоевать.
– Твой язык остается честным, – сказал Гейрмунн.
– Как твои успехи в набегах? Отец наверняка дал тебе корабль и людей.
Гейрмунн не ответил, но его молчание было красноречивее слов. Эйвор недоуменно посмотрела на него, взяла рог и допила остатки эля. Воцарилось молчание. От жара пищевого очага и запаха медленно подгорающих свиных костей у Гейрмунна закружилась голова. Он почувствовал усталость. Эйвор он видел впервые. Вдобавок она была приемной дочерью отцовского соперника. Но что-то в ее облике и поведении подсказывало Гейрмунну: ей можно доверять. Он хотел ей доверять, как бы безрассудно это ни звучало.
– Нет у меня корабля, – наконец признался Гейрмунн. – Я вошел в зрелый возраст, но отец не дает мне даже плохонького суденышка.
Эйвор молча слушала его.