Ассегай

Пенрод кивнул — другого ответа он и не ожидал. Достав из нагрудного кармана серебряный портсигар, полковник вытащил сигарету для себя и предложил другую племяннику.

— Спасибо, сэр, но я не увлекаюсь.

Прежде чем дядя закрыл портсигар, Леон успел прочитать выгравированную на внутренней стороне крышки надпись: «Двухпенсовику, с наилучшими пожеланиями в день 50-летия от любящей супруги, Шафран». Он усмехнулся про себя — тетя всегда отличалась своеобразным чувством юмора. Когда-то, в молодости, она называла мужа Пенни, но после тридцати лет брака решила увеличить его ценность вдвое.

— Сэр, если меня нигде не ждут, придется подать в отставку. Надоело. Три года хожу кругами без какого-либо продвижения. И все по милости майора Снелла. Больше я так не могу.

Придумать подходящий ответ Пенрод не успел — его внимание привлекло какое-то движение на берегу. Из густых зарослей кустарника выбежал бородавочник. Загнутые вверх белые клыки почти сходились над комично омерзительной мордой, украшенной черными, похожими на бородавки кожными наростами, из-за которых это похожее на дикого кабана животное и получило свое название. Короткий, с клочками шерсти хвост стоял торчком, как указующая в небо линейка.

— Вперед! — крикнул Пенрод, пришпоривая лошадь. — Ату!

Леон, пригнувшись к шее коня и взяв наперевес короткое копье, устремился за ним.

— Господи, ну и уродина! А здоровый! Какие клыки! Дядя, он наш!

Кобылка полковника шла легко, быстро приближаясь к добыче, гнедой мерин Леона отставал на полкорпуса. Бородавочник, заслышав стук копыт, остановился и оглянулся. Секунду зверь таращился на несущихся во весь опор лошадей, потом развернулся и, взбивая в пыль иссушенную землю, помчался через равнину. Впрочем на победу в состязании на скорость ему рассчитывать не приходилось.

Догнав бородавочника, полковник нацелил копье на «лысый» участок серой кожи между бугристыми лопатками животного.

— Коли его, Двухпенсовик!

В порыве азарта с языка сорвалось имя, эксклюзивное право на использование которого принадлежало тете Шафран. Полковник, правда, то ли не услышал, то ли не обратил внимания — во всяком случае, виду не подал. Выбрав момент, он нанес удар, и копье устремилось к цели — холке кабана. Однако в последний момент зверь метнулся в сторону и проскочил между передними ногами лошади. Ни порода, ни привычка гоняться за скачущим по площадке мячом в данном случае не помогли — среагировать на маневр бородавочника кобыла не успела и пролетела мимо. Наконечник копья скользнул по толстой шкуре, лишь слегка ее оцарапав. Пенрод рванул уздечку, заворачивая лошади голову, и она вздыбилась, закусив удила, пуча шальные глаза.

— Давай, милая! Поднажми! Ну же, пошла! — увещевал Пенрод, трогая бока сточенными шпорами.

Кобыла развернулась, готовая продолжить погоню, и тут прямо перед ней промчался Леон. Его скакун несся за кабаном как привязанный, в точности повторяя все отчаянные маневры. Дичь и охотник пошли по кругу. Пенрод рассмеялся.

— Не отпускай! Да следи за клыками — он едва тебя не достал!

Бородавочник, повернув назад, оказался елевой, неудобной для охотника, стороны и уже почти достиг спасительных кустов, тех самых, из которых опрометчиво вылез пару минут назад, но Леон, привстав на стременах, ловко перебросил копье из правой руки в левую и рассчитанным ударом вогнал наконечник между лопатками зверя. Мерин пролетел над сраженным зверем, и лейтенант выпустил копье, чтобы не потянуть запястье. Стальной наконечник и два фута древка блестели от свежей крови. Раненный в сердце, кабан завизжал. Передние ноги подогнулись, и зверь упал мордой в землю, потом перевалился на бок, взбрыкнул задними ногами и замер.

— Отличная работа, сэр! Идеальный удар! — Пенрод подъехал к племяннику и натянул поводья. Оба рассмеялись. — Как это ты назвал меня минуту назад?

— Прошу прощения, дядя. Я не нарочно. Вырвалось.

— Вырвалось? Ну так засунь обратно, негодник. Неудивительно, что Лягушонок Снелл так на тебя взъелся. Сказать по правде, в глубине души я его понимаю. И даже сочувствую.

— Уф, в горле пересохло. Как насчет чашечки чаю, сэр? — предложил Леон, уводя разговор от неловкой темы.

Увидев, что охота закончилась, Ишмаэль отогнал повозку в тень и разводил костер.

— Это меньшее, что ты можешь сделать, чтобы загладить вину, — проворчал Пенрод. — Двухпенсовик! Надо же! И куда только катится нынешняя молодежь?

Спешились. Чайник уже кипел.

— Три ложечки сахару, Ишмаэль, и парочку твоих имбирных пирожков, — распорядился полковник, опускаясь на складной стул.

— Простите, эфенди, но вашей достопочтенной супруге это не понравится.

— Моя почтенная супруга в Каире, так что с нами ее не будет, — напомнил Пенрод, протягивая руку к тарелке с пирожками, которую уже поставил на складной стол проворный слуга. Откусив, он с удовольствием прожевал, отхлебнул чаю и пригладил усы. — И чем ты собираешься заниматься, если уйдешь в отставку и не поедешь в Индию?

— Останусь в Африке. — Леон поднес к губам чашку, сделал глоток и, помолчав, задумчиво добавил: — Может быть, попробую заняться охотой на слонов.