Ассегай

Освободившись, страус бросился было прочь, но тут из перерезанных артерий ударила вверх струя крови. Птица потеряла ориентацию, пошатнулась и пошла кругом на слабеющих розоватых ногах. Голова клонилась все ниже, как увядающий цветок на надломленном стебле. Сделав пару кругов, птица упала, попыталась подняться, потом затихла, и только вытекающая толчками ярко-красная артериальная кровь свидетельствовала о том, что ее сердце еще бьется.

– Аллах велик! – торжественно произнес Ишмаэль, пиная еще живое тело. – Нет Бога, кроме Аллаха! – Наклонившись, он аккуратно вскрыл птице брюхо и вырезал печень. – Это животное пало от моего ножа. Именем Аллаха благословляю его смерть. Я пустил ему кровь, и я объявляю это мясо халяльным. – Он поднял печень на ладони. – Посмотрите! Это самое лучшее мясо в мире. Печень страуса, взятая из еще живого тела.

Кебабы из страусовой печени и жира поджарили на углях акации и съели с превеликим аппетитом. Набив животы, путники часок вздремнули в тени. Когда проснулись, спавший в полдень ветерок, снова ожил и разбежался над всей широкой равниной. Повесив на плечи оружие и мешки, путники зашагали за ветром и остановились, только когда солнце уже повисло над горизонтом на расстоянии ладони.

– Нам надо подняться туда, – сказал Лойкот, указывая на возвышение из вулканической породы, подсвеченное багровым сиянием закатного солнца. Вскарабкавшись на вершину, он повернулся к долине. Впереди, резко выделяясь на фоне синего южного неба, возвышались три напоминающие бастионы скалы. – Лулмассин, гора богов. – Дождавшись Леона, парнишка указал на западный пик, потом, прочертив рукой дугу к востоку, добавил: – Меру и Килиманджаро, обитель облаков. Эти горы на земле, которую була матари называют своей, но которая с начала времен принадлежала моему народу.

Обе горы находились на расстоянии сотни миль от границы, в самой глубине Германской Восточной Африки.

Завороженный величественным зрелищем, Леон некоторое время молча наблюдал за игрой солнечных бликов на закругленной вершине Килиманджаро, потом повернулся в сторону Лулмассина, из кратера которого поднимался длинный хвост дыма. Есть ли где-либо на земле, подумал он, пейзаж столь же величественный?

– А сейчас я буду говорить с моими братьями-чунгаджи. Слушай! – объявил Лойкот. Набрав в легкие воздуху и приставив ладони ко рту, он издал долгий, пронзительный вопль. Не ожидавший ничего подобного, Леон вздрогнул и невольно закрыл уши руками – столь высоким и сильным был звук. Повторив зов еще дважды, Лойкот сел рядом с Леоном и завернулся в шуку. – Там, за рекой, есть маньята. Он указал на растянувшуюся вдоль берега темную линию деревьев.

Несколько миль, никак не меньше, решил Леон.

– Думаешь, тебя услышат на таком расстоянии.

– Подожди и увидишь. Ветер спал, и воздух сейчас неподвижен и прохладен. Когда я зову моих братьев этим особенным голосом, он разносится еще дальше.

Потянулись секунды ожидания. Далеко внизу через полоску колючего кустарника пробиралось небольшое стадо куду: три грациозные серые самки и впереди самец с отвисшим подгрудком и раскидистыми завитыми рогами. Двигаясь легко и бесшумно, как четыре эфемерных, бесплотных облачка, они исчезли в редколесье.

– Ты все еще рассчитываешь их услышать? – спросил Леон.

Гордый пастушок не стал спешить с ответом и еще секунду-другую жевал корешок тинги, которым масаи пользуются для отбеливания зубов. Потом сплюнул и широко, во весь рот улыбнулся:

– Они уже услышали меня, но им нужно время, чтобы подняться на какую-нибудь возвышенность.

Прошло еще несколько секунд. Внизу Ишмаэль развел небольшой костер и кипятил воду в черном от копоти чайнике. Леон наблюдал за ним жадными глазами – хотелось пить.

– Слушай!

Лойкот сбросил с плеч шуку и вскочил.

Леон поднял голову. Звук шел от реки и напоминал ослабевшее эхо того, первого клича Лойкота. Парнишка постоял, склонив голову и вслушиваясь в крик, потом снова сложил руки рупором и повторил свой пронзительный однотонный крик. На сей раз ответ пришел быстро, после чего обмен сигналами продолжился до темноты.

– Ну вот, поговорили, – сказал наконец Лойкот.

Они вместе спустились к подножию холма, где Ишмаэль уже приготовил ночную стоянку. Усевшись у костра, Леон получил большую эмалированную кружку чаю. За ужином из страусовых стейков и жестких лепешек из желтой кукурузной муки Лойкот пересказал последние новости из долгого разговора с заречными чунгаджи.

– Две ночи назад лев напал на стадо. Убил черного быка с хорошими рогами. Сегодня утром мораны пошли за львом и окружили его. Когда он понял, что не вырвется, то выбрал жертвой Сингиди и кинулся на него. Сингиди убил льва одним лишь ударом копья, чем заслужил великую славу. Теперь он может поставить копье у двери любой женщины. – Лойкот задумчиво помолчал, потом с грустью добавил: – Когда-нибудь и я сделаю то же самое, и тогда девчонки больше не будут надо мной смеяться и называть ребенком.