В стране, где по всеобщему убеждению знание будущего было столь значимо и где одновременно человеку безоговорочно приписывалась власть изменять ход событий при помощи определенных жестов или слов, практика гадания и магия, естественно, должны были занимать важное место и порождать обширную литературу. Тщательные раскопки в Ассирии и Вавилонии, пусть они открыли нам лишь бесконечно малую часть скрытых в земле сокровищ, тем не менее дают достаточно верное представление о развитии этой литературы. Предзнаменования и заклинания определенно составляют более половины дошедших до нас ассирийских религиозных текстов, и невозможно предположить, что новые находки смогут изменить это соотношение. Даже документы, не имеющие отношения к собственно магической и гадательной литературе, такие, как легенды и исторические надписи, также содержат частые намеки, свидетельствующие о значении прорицателей и магов. Именно маг руководит началом ирригационных работ, предпринятых Сеннахерибом[61] в долине Омеля, а в походах Ашшурбанипала сновидения играют не менее заметную роль, чем в легенде о Гильгамеше. Даже уже выработав зрелое представление о божестве и став способными на то религиозное чувство, о котором свидетельствуют некоторые гимны или надписи Навуходоносора и Набонида, ассирийцы и вавилоняне, тем не менее, не отказались от магических практик. У них совсем не существовало конфликта между магией и религией, но, как мы это покажем, наблюдался тесный союз двух предлагаемых ими человеку образов действия — заклинания и молитвы. Следовательно, история того, что совершенно неверно назвали халдейскими «тайными оккультными науками» — все происходило явно, при свете дня, — это один из предметов, заслуживающих наибольшего внимания со стороны тех, кто интересуется религиозной эволюцией Ассиро-Халдеи.
Между тем новизна этого предмета никоим образом не уступает его значимости. Без сомнения, Фр. Ленорман проторил путь своими двумя работами, последовательно вышедшими в свет в 1874: «Магия халдеев - аккадские истоки»