Ассистентка антиквара и город механических диковин

— Аннет, соберитесь. Я вам помогу. Один из моих сенситивных талантов — эмпатия. Я умею активизировать подсознательное, а также повышать у людей уверенность в их силах. У сенситивов при этом кратковременно растет способность использовать талант. Мне нужно ваше согласие. Решайтесь.

— Да, да, пожалуйста! — отчаянно зашептала Аннет, забыв о чувстве собственного достоинства. — Мне нужна помощь. Я очень волнуюсь, понимаете?

— Приступаем! — Максимилиан выпрямился, легко коснулся ее запястья длинными пальцами и тут же убрал руку.

По телу Аннет пробежала теплая волна. Стало весело: значит, Людоед — сенситив-эмпат! Ну и дела! Он только что использовал свой дар. Ну конечно, теперь она со всем справится. Плевое дело! Она прекрасный хронолог и сейчас это докажет.

Аннет вновь погрузилась в мир красок, которые показывали год, когда мастер создал артефакт. У каждого предмета своя цель и свое предназначение, и у каждого предмета есть невидимая обычному человеку взгляду аура, его незримая копия. Пусть артефакт создан из разных материалов и деталей; важен лишь момент, когда артефакт обрел свой конечный вид, отвечающий замыслу и цели его создателя. Хронологам аура является пятном цвета, что указывает на время создания артефакта, а репликаторы видят его энергетическую копию и даже могут воссоздавать ее.

На этот раз цветные пятна не дрожали и не прыгали; призрачный контур налился канареечным цветом. Аннет определила оттенок без колебаний и уверенно отметила в таблице квадратик нужного цвета.

Все вышло замечательно! Впрочем, не совсем: талант репликатора вновь дал о себе знать, проступили призрачные очертания деталей механизма. Разбирайся Аннет в механике, она бы разгадала тайну автоматонов Жакемара, узнала бы секрет, который не позволял разбирать и чинить его изделия. Нужных знаний у девушки не было, но она не могла не заметить странное: в верхней части канареечного пятна, повторяющего очертания Лазурного поэта, загорелись несколько алых точек. Откуда они? Что это?

Аннет поколебалась, придвинула вторую таблицу и неуверенно отметила квадрат алого цвета, а затем тряхнула головой и вернулась в реальность.

— Готово, — произнесла устало. — Канареечный оттенок означает год одна тысяча семьсот двадцать четвертый.

— А почему вы отметили еще алое поле? — поинтересовался внимательный Ангренаж.

— С этим мы потом разберемся, — ответил босс. — Господин Пендельфедер, прошу заверить эти копии. Господа, поставьте ваши подписи. Фирма «Раритеты Молинаро» согласна приобрести автоматон, известный под названием «Лазурный поэт».

Наследники Жакемара сгрудились возле дальнего стола, на котором господин Молинаро разложил нужные документы. Аннет кое-как поднялась и побрела к окну. Каждый раз после использования таланта она чувствовала себя как человек, которого выдергивают из приятной горячей ванны и выпихивают под ледяной дождь. Ее колотил озноб. Запах роз за окном вызвал головную боль.

— Вы были великолепны, дорогая Аннет, — раздался дружелюбный голос Ангренажа, который неслышно приблизился и встал рядом. — За последнее столетие наука всячески пытается уверить нас, что дар сенситивов — вещь обыденная и естественная, но мы, бесталанные люди, всегда будем считать вас магами.

— Да что тут магического, — с досадой отозвалась Аннет. — Я знаю, как выгляжу со стороны, когда нахожусь в трансе: сидит девица с остекленевшими глазами и отвисшей челюстью и водит карандашом по бумаге с цветными квадратиками. Хорошо если слюна не капает изо рта, как у идиотки.

— Ваше лицо приобрело удивительное, неземное выражение, — искренне возразил Ангренаж, — и я чувствовал, что лицезрею чудо. Чудо соприкосновения с незримым для меня миром. Возьмите, — он протянул Аннет сорванную за окном розу темно-красного, почти черного цвета.

— Спасибо, — девушка подавила желание выбросить издававший назойливый аромат цветок обратно в окно и громко заговорила, чтобы галантный собеседник не заподозрил о ее порыве. — Обожаю розы. Как только вижу розу, мне сразу хочется зарыться носом в ее лепестки и…

— Эти розы за окном давно пора обрезать, — не могла не удержаться от колкости госпожа Соннери. — Разрослись, как репейник.

Она смотрела на цветок в руках Аннет с нескрываемой недоброжелательностью.

— Давно пора, — неожиданно поддержал ее бургомистр. Он отчего-то вспотел и сердито вытирал щеки клетчатым платком. — У меня от пыльцы дерет в горле и свербит в носу.

В подтверждение своих слов он чихнул — так громко, что, казалось, градоначальника разорвет на части.

К окну подошел старик Петр, посмотрел на розу в руках Аннет с нежностью, глянул на бургомистра с укором и захлопнул ставни. Стало темно.

— Нам пора идти, — заявил господин Молинаро. — Господин Гильоше, не откажите в любезности — распорядитесь, чтобы Поэта доставили вечером в гостиницу. Позднее я еще раз наведаюсь в музей и, возможно, решу приобрести пару изделий дополнительно.