— Известно, — ледяным тоном ответила Аннет. — Десять репликаторов-мужчин.
— Что ж вы не настояли, чтобы вашим вторым даром занялись всерьез? Вы же эта, как ее… суфражистка. Хотите, чтобы женщины могли выбирать род занятий наравне с мужчинами. Вот и вдохновили бы своих сестер личным примером. Стали бы первой женщиной-репликатором. Прищучили бы нас, самцов-зазнаек.
Аннет пожала плечами.
— Обязательно прищучу, но иначе. Механизмы и древности меня не интересуют… скучно. Да и к чему лишние препоны в виде твердолобых репликаторов-мужланов, не желающих принимать в свои ряды женщину? Сражаться с ними бессмысленно. Я согласилась со своим наставником и не стала зря время тратить. И вообще, сенситивы — рабы своего таланта. Никто из них не волен выбирать свою судьбу. Они делают то, что от них ожидают. Вы слышали хоть раз о сенситиве-медиуме или лозоходце, который наплевал бы на свой дар и пошел в цирюльники или рестораторы? То-то же. Я вот хочу стать звездой театра. Или синематографа! К моему мнению будут прислушиваться, мне будут подражать сотни тысяч женщин! Я способная, трудолюбивая, и ничего не боюсь!
Cкептический вид босса уязвил ее, и Аннет распалилась. Ей очень хотелось, чтобы Максимилиан принял ее всерьез. Пусть поймет, какая она молодец. Выбрала свой путь и не свернет с него. Никакие трудности ей не страшны.
Максимилиан внимательно слушал, и его лицо поочередно отражало целую гамму не поддающихся определению чувств. Несколько раз он порывался что-то сказать, но лишь крепче сжимал губы, пока они не побелели; пробарабанил пальцами быструю мелодию по столешнице, поерзал на месте, страдальчески наморщил лоб и, наконец, смущенно прокашлялся.
Аннет замолчала, чтобы перевести дух, и Максимилиан решился. Он покачал головой, потер длинный подбородок и медленно произнес:
— Поразительно. Никогда не видел настолько неуверенного в себе человека с потрясающе низкой самооценкой.
В его голосе не было ни капли иронии. Аннет похолодела. Максимилиан подался вперед и продолжал:
— Наконец-то до меня дошло… ваш показной бунтарский дух, ваши выдумки и ваши причудливые наряды говорят об одном: вы боитесь. Вы выбрали маску и носите ее лишь потому, что постоянно сомневаетесь и считаете себя хуже окружающих. И поэтому решили зарыть свой настоящий талант в землю. Это проще, не так ли? Сейчас каждая поломойка и кухарка мечтает стать актрисой. Допустим, у вас получится. Но даже сделав решительный шаг, вы сомневаетесь. Вы ведь могли отказаться поехать со мной. Подумаешь, деньги и рекомендации! Записались бы на актерские курсы и вечерами работали. Упорно шли к цели. Но вы так не поступили, нет! Потрепыхались немного и сдались. Эта поездка позволила вам потянуть время еще немного, а заодно переложить право принимать решения на чужие плечи.
Аннет чувствовала, как по шее ползут красные пятна. Максимилиан словно раздел ее — нет, не раздел — освежевал, препарировал, и теперь она сидела перед ним, уязвимая и беззащитная. Как есть людоед!
Людоед смотрел на нее с досадой и сочувствием.
— Вы и сами этого не осознавали, верно? — сказал он, наконец. — Люди часто не понимают, что они действительно хотят и могут.
Аннет стало очень жарко, потом она ужасно разозлилась, а потом внезапно остыла и почувствовала смертельную усталость. Прекрасно. Максимилиан видел ее в самые неприглядные минуты, а теперь еще и знает все ее слабости. Ну и пусть. Хуже уже быть не может.
Максимилиан тем временем продолжал говорить, тихо, но внушительно.
— Наверное, я сильно уязвил вашу гордость и в эту самую минуту вы меня ненавидите. Пускай. Вот что скажу: не уходите в мир фантазий, Аннет. Жизнь — не синематографический роман, где героине все подносят на блюдечке только потому, что она хорошая, красивая и острая на язык. Битву нельзя выиграть только на словах. Часто приходится идти на жертвы и не думать о последствиях. А вы, Аннет, куда сильнее, чем вы думаете.
Она молчала. Как теперь с ним разговаривать? Наконец, сухо произнесла:
— Вы закончили разбирать меня по косточкам? Если да, то вернемся к Лазурному поэту, вы не против?
Максимилиан откинулся на спинку, вздохнул и сделал неопределенный жест рукой. Аннет спросила, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно:
— Вы думаете, Вальвазор тоже увидел в хронограмме что-то странное, и его решили убрать? А теперь пришел мой черед? Может, и с дирижабля меня хотели выбросить неспроста?
— Пока у нас нет оснований делать такие выводы.
— Это был кто-то из наследников Жакемара, — решила Аннет. — Кстати, все они слышали, как я расписывалась в любви к розам. Поэтому злоумышленник решил использовать розу как приманку в ловушке. Ставлю на бургомистра или госпожу Соннери. Оба грубияны, и обоим я не понравилась.
— Весомый довод, ничего не скажешь. Ладно, допустим, вы правы.
— Ну а вы кого подозреваете?
— Ставлю на шарманщика или хромого механика.
— Почему?
— Это я следую вашей логике. Называю тех, кто мне не нравится. Петр прикидывается простачком. А Ангренаж разбирается в механике и выглядит как заправский злодей из романа ужасов.