Астарта (Господин де Фокас)

Вдруг вся ее душа отразилась на лице. Но так как неосторожное создание имело на шее жемчужное ожерелье — вывезенное из Берлина и Петербурга, стоимостью в две тысячи золотых — ее бранный доспех, и так как декабрьский день клонился к вечеру, а местность становилась пустынной, я сжалился над нею и, сознавая опасность, которой она подвергалась на этой вечеринке, подошел и увел ее под каким-то предлогом.

Кто знает, может, я предотвратил ее участь! Жемчужное ожерелье на ее шее куртизанки так и просилось под руку душителя… Но так как я давал Вилли пятьсот золотых ежемесячно, то она при моем появлении тотчас приняла свой прежний невинный вид и вышла со мной, каясь в своем любопытстве.

Но я уже увидал беса в ее глазах. Обаяние исчезло, я разгадал ее секрет. Испуг, который привлекал меня в ее взгляде, беспокойство, тоска — все это было лишь отблеском ее похождений.

У воров и грабителей тоже часто бывает этот неспокойный взгляд.

Неаполь, 3 марта 1897 г. — Почему только у статуй я встречаю такие глаза, каких нет у людей?

Сегодня утром, в зале музея, отведенной под раскопки Геркуланума, мне ясно явилось Зеленое и Голубое, — преследующий меня скорбный, бледный изумруд в металлических глазах — в потемневших глазах бронзовых статуй, почерневших от лавы и сделавшихся похожими на адских богинь. Там находилась, между прочим, конная статуя Нерона, пустые глаза которого наводят ужас, но этот взор я нашел не в его очах. Там стояли у стен статуи Венер в пеплумах, похожие на Муз, — но на каких-то зловещих Муз, статуи Венер, словно обожженные, с отлупившейся местами бронзой, глаза которых — величественно-пустые — сверкали среди их личин из черного металла.

В этом безумии неподвижных и пустых зрачков я увидал вдруг зажегшийся взор…

30 апреля 1897 г. — Глаза людей слушают; некоторые даже — говорят, все манят, выслеживают, подстерегают, но ни одни не глядят. Современный человек больше не верит и вот почему у него нет большие взгляда. В конце концов, я согласился с этим… Современные глаза? В них нет больше души; они уже не обращаются к небу. Даже самые чистые из них заняты дневным и земным: низкая алчность, будничные интересы, тщеславие, стяжательство, предрассудки, мелкие желания, глухая зависть, вот отблески чего мы находим теперь в глазах; преобладают души дельцов и кухарок. Под нашими ресницами вспыхивают отблески медных грошей; даже не зажигается под ними желтое пламя взвешиваемого золота. Вот почему взоры музейных портретов так притягательны; в них отражаются мольбы и муки, сожаления и угрызения совести. Глаза — источник слез; коль скоро источник высыхает — глаза тускнеют. Вера лишь оживляет их, но нельзя вдохнуть жизнь в мертвецов. Мы идем, устремив взор себе под ноги, и наши взгляды отражают в себе грязь, и глаза кажутся нам прекрасными, лишь когда они сверкают ложью или оживлены воспоминанием о каком-нибудь портрете, о каком-нибудь взгляде давно прошедших времен, или сожалением о прошлом.

У Вилли были заученные взгляды — глаза женщин лгут всегда.

Май 1897 г. — Жак Трамзель вышел от меня. «Видали ли вы новую танцовщицу в Фоли-Бержер? спрашивал он меня. — Нет. — Ну, надо ее посмотреть. — Ну, что же это за женщина? — Гречанка. — Лесбиянка? — Нет. О! она не шутя говорит о своем знатном происхождении. Я считаю ее еврейкой с Востока, какой-нибудь левантийкой, но у нее изумительное тело, гибкость… Точно большой пляшущий цветок, — даже сложение ее какое-то причудливое — но это не может вам не понравиться, ибо, сказать правду — у этой женщины точно два тела — торс акробата — гибкий, мускулистый и худощавый, а бедра и круп совершенно необычайны. Это точно сама Венера Каллипига, или если вы предпочитаете — Венера Анадиомена. Октав Юзанн (ею уже занимается литература) даже придумал для нее новое название: Венера Алкивиада. В самом деле, она одновременно Афродита и Ганимед, Астарта и Вакх. — Астарта!.. А каковы у нее глаза? — Глаза прекрасные — глаза, долго созерцавшие море».

Глаза, долго созерцавшие море!.. О! светлые, устремленные в даль глаза моряков, глаза бретонцев, отражающие морскую воду, глаза матросов, отразившие воду озер, глаза кельтов, отразившие воду рудников, мечтательные, бесконечно-прозрачные глаза живущих у рек и у озер, глаза, встречающиеся иногда в горах — в Тироле и в Пиренеях; глаза, в которых отразились небеса, большие пространства, заря и сумерки, долго созерцавшиеся над необъятностью вод, над скалами и над равнинами; глаза, в которых запечатлелось столько горизонтов! Как я не подумал раньше обо всех этих уже встречавшихся мне глазах?

Теперь я знаю, чем объяснить мои долгие прогулки поздним часом вдоль набережных и в гаванях.

Глаза, долго созерцавшие море!.. Пойду посмотреть эту танцовщицу.

Изе Краниль