— Ты оказалась в лесу в эту грозу? Что ж, судьба милостива к дуракам и детям, — заметил Дрейк. Потом хмыкнул и посмотрел на нее внимательнее. — Ты у нас, случайно, не из беглых, нет?
— Нет, сэр.
— Ладно, там видно будет, — буркнул Дрейк. — Ступай со мной, красотка. И не вздумай бежать. Я могу стать очень неприятным и раздражительным, если мне еще и тебя придется выслеживать.
— Да, сэр.
Дрейк кивнул и снова повернулся к Джеффу. Голос его стал суровее.
— Как только вернемся домой, парень, марш к себе в комнату и сиди там, пока я не решу, что с тобой делать. Ясно?
Джефф потрясенно уставился на дядю. Тот никогда еще не вел себя так. Даже когда он задавал Джеффу порку, в голосе его не звучало такой ярости. Дрейк всегда полностью владел собой. Глядя на него снизу вверх, Джефф невольно испытывал трепет перед его фигурой, перед жестким, сердитым блеском в глазах, перед силой его здоровенных лапищ. Он не осмелился говорить, но не прекращал молча молить дядю о прощении, всем своим видом показывая, как раскаивается, как хочет, чтобы все было по-прежнему. Он смутно понимал, что плачет, но теперь ему было все равно.
Лицо Дрейка оставалось жестким, словно высеченное из гранита — и таким же беспощадным.
— Ты понял, парень?
Все надежды, которые еще оставались у Джеффа, рухнули под этим взглядом, испарились от жара, излучаемого дядиным гневом.
— Понял, сэр, — пролепетал он.
Дрейк отвернулся и зашагал по тракту обратно к дому.
— И пошевеливайся, — бросил он, не оборачиваясь. — Я и так слишком много времени потратил на всю эту чепуху.
Джефф понуро двинулся за ним. Накануне, поймав пытавшегося удрать на поиски овец Джеффа, тот и вполовину не был так зол. Что случилось с тех пор? Что могло так разъярить дядю? Ответ пришел почти мгновенно. Кто-то, кто был ему дорог, тоже пострадал из-за этой истории. Его сестра, Белла. Неужели она и правда чуть не умерла? Ох, астелы, неужели все так ужасно?
Только тут до Джеффа начало доходить, что он лишился чего-то куда более важного, чем овцы или статус опытного подпаска. Он лишился дядиного уважения. Дрейк никогда не обращался с ним так, как остальные: он не выказывал к нему жалости из-за отсутствия у него астелов, никогда не презирал его за неопытность. Особенно заметно это стало в последние месяцы. Их отношения превратились в своеобразную дружбу, какой у Джеффа не было ни с кем другим, в ненавязчивую взаимную привязанность двух почти равных людей. Это не были отношения взрослого и ребенка. Это медленно, исподволь складывалось несколько последних лет — с тех пор, как Джефф стал подпаском.
И это ушло. Джефф и не задумывался о том, что это у него было, — и оно ушло.
И овцы тоже.
Как и его шансы на будущее, на жизнь где-нибудь вдали от этой долины, от положения лишенного астелов урода, ублюдка, плода случайной связи с солдатом из легиона…
Слезы слепили его; ему удавалось, правда, не всхлипывать громко. Он не видел дяди, хотя услышал его нетерпеливый окрик:
— Джефф!
Он не слышал, как Кэлен тоже двинулась за ними. Он переставлял ноги, и боль в душе терзала его куда сильнее, чем полученные накануне синяки и царапины.
Джефф брел, не поднимая глаз. Ему было все равно, куда несут его ноги.
Все равно он не попадет никуда.
Глава 15
Для Кэлен дорога в Индерфорд превратилась в долгое и изощренное упражнение в способности переносить боль. Что бы она там ни говорила Джеффу утром, колено, разбитое при безумном приземлении в ночную грозу, распухло, болело, как астелы знают что, и почти полностью отказывалось выдерживать ее вес. Да и порез на плече, полученный от Крэйга в лагере мятежников, тоже добавлял острых ощущений. При этом одна боль не заглушала другую; обе лишь складывались в едва переносимую пытку, отнимавшую почти все ее силы и внимание, — и даже так у нее еще оставались силы испытывать боль за ковылявшего перед ней паренька.
Сначала она решила, что его дядька реагировал на происшедшее еще довольно мягко. Многие на его месте начали бы с порки и лишь потом снизошли бы до объяснений, за что, — если вообще снизошли бы. Однако чем дольше они шли, тем яснее становилось ей, как глубоко ранили мальчика дядькины слова… или отсутствие слов. Он привык к мягкому обращению, даже к своего рода уважению. Выказанная стедгольдером холодная отстраненность застала Джеффа врасплох и причинила ему гораздо больше боли, чем любое другое наказание. К тому же это похоронило его надежды на будущее, на Академию, на жизнь без постоянных напоминаний о его неполноценности. Он снова превратился в беспомощное дитя, подумала она. В угрозу для себя и окружающих.
Как знать, может, здесь — на дальних рубежах королевства и цивилизации, где жизнь или смерть каждый день зависят от борьбы с враждебными астелами и зверьем, — так оно и есть?