Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

— И это скороспелое знакомство очень быстро перешло в такую же скороспелую любовь. А теперь слово за вами, госпожа Ада фон Кёнигзедлер. Что писала вам из Кривого Рога ваша подруга Наталья Каменева, когда вы жили уже на Западе?

— Я понимаю, о чем вы, — кивнула Ада. — Да, Наталья уже тогда, боялась, что муж оставит ее ради Анны и всего, что есть у Анны — возможность эмигрировать, дорогие картины, известное имя. Она писала об этом стихи и присылала их мне, потому что боялась хранить их дома.

Апраксина достала из сумки папку со стихами Натальи, вынула из нее листок и прочла:

За серым облаком вода

небесная взойдет,

и в ней растает без следа

твой белый самолет.

А я останусь на земле

без неба, без воды,

и без тебя в осенней мгле

умрут мои сады.

— Вот такие стихи… Господин Каменев, вы просили у жены согласия на развод с тем, чтобы потом вытянуть ее из Советского Союза и уже на Западе снова жениться на ней?

— Я не припоминаю таких разговоров.

— Как вы забывчивы, однако! Ну ничего, я напомню. Вы предложили жене такой вариант выезда за границу, но она пригрозила, что покончит с собой в тот же день, когда вы подадите на развод. Было это или нет?

Каменев молчал.

— Костя, это же было именно так, ты мне сам об этом рассказывал.

— И не только вам, Анна. Можно мне вас так называть?

— Да зовите как хотите! Костя, что же ты молчишь?

— Это его право, — сказала Апраксина. — Право обвиняемого. Но вот Михаил Гранатов считал, что он не вправе молчать, и рассказал мне, почему вы с ним поссорились. Напомнить вам?

Каменев молчал.

— Михаил пытался вас убедить развестись с Натальей, и вы ему рассказали об этой ее угрозе. Вы еще кое-что тогда ему сказали…

— Мало ли что приходится говорить, когда крутишься между двух женщин, а все вокруг об этом знают и пристают с расспросами и советами! — неожиданно злобно ответил Каменев.

— Вы сказали Гранатову, что Анна Юрикова подавляет вашу индивидуальность и вы никогда не смогли бы с нею жить месте.

— Костя! — ахнула Анна.

— Это еще не все, дорогая Анна. Вот теперь крепитесь — сейчас я скажу самое главное. Да, вы, господин Каменев действительно любили свою жену. Любили как существо, полностью вам подчиненное, преданное и послушное, готовое на любые лишения и на любое преступление ради вас. Вы женились на ней, когда она была наивной молоденькой девушкой, и воспитывали, кроили и перекраивали из нее то, что вам было угодно. Из романтической юной поэтессы, тонко чувствующей природу, увлекающейся цветами и травами, вы сделали придаток самого себя — расчетливую мещанку, спекулянтку, валютчицу и в конце концов — убийцу, отравительницу.

— Что за вздор! Теперь у вас уже Наталья стала убийцей? Как поворачивается у вас язык клеветать на нее — ведь она до сих пор еще лежит в морге и ждет погребения!

— О мертвых хорошо или ничего? Нет, дорогой мой, в таких случаях даже о мертвых — только правду. Да, она лежит в морге и ждет погребения. Без церковного отпевания, между прочим, как самоубийца.

— И долго я буду вынужден слушать этот оскорбительный бред? — Каменев встал и обратился к инспектору Миллеру по-немецки: — Я хочу в тюрьму, инспектор. Я отказываюсь дальше разговаривать с этой безумной старухой и требую, чтобы меня либо отпустили, либо немедленно отвезли в тюрьму. Надеюсь, в Германии найдутся следователи помимо выживших из ума русских графинь, и они разберутся в этом деле.

— Сядьте на место, господин Каменев, — тихо, но очень веско проговорил инспектор Миллер. — Помните, что консультант госпожа Элизабет Апраксина участвует в следствии официально, и я вам решительно не советую ее оскорблять! Но вы можете молчать, пользуясь правом обвиняемого.

— Я так и сделаю. Я больше ни слова здесь не произнесу, — ответил Каменев, опускаясь на стул и отворачиваясь к окнам башни.

— Тем более что каждое ваше слово может быть приобщено к делу, — сказала Апраксина. — Вы имеете полное право хранить молчание — вот и помолчите! А я тем временем продолжу рассказ. И вот, после того, как Наталья категорически отказала вам в разводе, у вас возник другой план: переселиться в Ленинград, завладеть кооперативной квартирой Юриковой, а затем, если удастся, стать хранителем ее уникальной коллекции картин. И вам все это удалось довольно легко благодаря тому, что Анна оказалась натурой романтической и доверчивой. Ну что ж, ее слепоту оправдывает то, что вы со своей любовью явились к ней в тот момент, когда она только что освободилась из лагеря — измученная, истосковавшаяся по теплу и ласке. Но не весь ваш план удался целиком! Неожиданно для вас, как, впрочем, и для самой Анны, КГБ выталкивает ее на Запад вместе со всеми ее картинами. А у вас на руках остается бесполезная, как вам тогда казалось, бумажка: ее доверенность на распоряжение всей этой уплывшей на Запад миллионной коллекцией. Могу себе представить ваше разочарование!

— И это вам тоже рассказал алкоголик Гранатов?

— Вы как будто собирались молчать, господин Каменев? Передумали? Ну, как хотите. Кстати об алкоголиках: в вашем окружении имелись алкоголики и помимо Михаила Гранатова.