Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

— Боюсь, Ташенька никогда эту свою серию не закончит! — почему-то недовольно заметил Фомушка. Его недовольство тут же объяснилось: — Если бы ты согласилась продать портрет Анны Ярославны Анне Юриковой, он бы уже сейчас был в Монжероне, и его купили бы в первый же день! И осенью я смог бы поехать на прослушивание в Ла Скала.

— Фомушка, ты же знаешь, что я хочу сохранить «Русских женщин» до окончания работы над серией! Мне так хочется когда-нибудь выставить всю серию разом, поэтому никак нельзя продавать миниатюры поштучно.

— А в результате на выставке в Монжероне, в местах, связанных с королевой Анной Ярославной, вместо твоей миниатюры демонстрируется бездарнейший портрет работы Иннокентия Каменева!

— Константина Каменева, Фомушка.

— Я не знаю и знать не хочу, как там зовут подобных типов!

— Фомушка, Юрикова все равно выставила бы работы Каменева во Франции! Чего не сделаешь ради любовника? Да еще если он к тому же лет на десять младше тебя…

— А вот сплетничать не надо, Ташенька! — сказал Фомушка и погрозил Ташеньке пальцем.

— Я не сплетничаю, я лишь излагаю факты. Каменев вертит своими женщинами как хочет, они перед ним обе стелются — и дура Наталья, и хитрюга Анна.

Апраксина слушала, боясь дохнуть.

— Ташенька, не надо никого осуждать, особенно вслух! — уже вовсе строго сказал Фомушка.

— Хорошо, я буду являть собой молчаливое осуждение. Но учти, что на выставке в Вене вместо меня опять будет выставлен Каменев. — На это Фомушка философически пожал плечами. — А на вернисаже вместо тебя скорее всего будет выступать Копелевич со своими дикими цыганскими романсами, — мстительно закончила Ташенька.

— Боже мой, Копелевич! Но она же кричит, а не поет!

— Вот ты и сам осуждаешь, Фомушка, — с чувством глубокого удовлетворения произнесла Ташенька. — Так что не защищай тех, о ком я говорю правду.

— Копелевич интриганка, Анна карьеристка, а вот тезка твоя Наталья — это просто несчастная женщина, и ее грех осуждать!

— Простите, это жену художника Каменева зовут Наталья? Говорят, с нею недавно случилось несчастье? — осторожно спросила Апраксина.

— Несчастье случилось с нею очень давно, когда она вышла замуж за своего Каменева! — отрезала Ташенька. Но фиалковые глаза ее загорелись: — А что еще случилось с Натальей Каменевой? — быстро спросила она.

— Я толком не знаю: какая-то авария или несчастный случай. Что-то такое показывали по телевидению.

— Вот видишь, Фомушка, все знают, а мы не в курсе! Надо все-таки купить телевизор.

— Нам с тобой есть чем заниматься, кроме того, чтобы проводить время у бесовского окна в мир.

— Фомушка очень несовременный человек! — с печальной гордостью сказала Ташенька.

— Пусть я ретроград и фанатик, ультраправославный ксенофоб и консерватор, но телевизора в этом доме не будет!

Графиня поняла, что она ненароком коснулась больного семейного вопроса. Она передала Ташеньке портрет Анны Ярославны и стала прощаться. Графиня положила на стол свою визитную карточку и взяла слово, что отныне ее будут приглашать на все концерты Фомушки и на все выставки Ташеньки, и слово такое было ей дано без всяких проволочек.

Инспектору Миллеру Апраксина позвонила уже из дома.

— Инспектор, какие у вас планы на конец недели?

— Мы собираемся с женой и детьми съездить навестить ее родителей в Альпы. Супруга на меня ворчит — я уже третий месяц откладываю эту поездку из-за работы.

— Дорогой инспектор, похоже, что придется отложить ее еще раз: мне почему-то кажется, что мы оба хотим провести выходные в Париже. — И она принялась рассказывать Миллеру о событиях этого дня.

Глава 4