Astia vala femundis (СИ)

Данариус убрал руки о лица и опустил их на бортики ванной. Голос, которым он произнес эту фразу, был едва ли не ласковым.

Фенрис вошел и нерешительно замер.

— Подай мне вина сюда.

Эльф вернулся в спальню и взял со стола заранее заготовленный поднос с бутылкой и серебряным кубком.

Вернувшись в ванну, он обратил внимание, что Данариус занялся залечиванием своих ран. Магия сверкнула, сорвавшись с кончиков его тонких, узловатых пальцев, многочисленные порезы начали затягиваться, в конце концов не оставив после себя даже намеков на шрамы.

Фенрис налил вина в кубок и протянул магу.

— Вино не лечит душевные раны, время не лечит душевные раны, ничто, даже вечность не лечит их.

Данариус взглянул на эльфа, исподлобья, отпил напиток и устало вздохнув, откинул голову.

— Можешь спросить меня, в этом безмолвии, ко мне тянется бесконечный поток твоих мыслей. Это мешает думать, знаешь ли...

Фенрис растерялся. Такого еще не было. Данариус никогда не просил его задавать вопросы. Возможно, это новое испытание? Хитрая задумка, чтобы проучить его?

— Спроси меня, где я был? — Данариус улыбнулся уголками губ, взгляд его льдисто-голубых глаз впился под кожу эльфа, вызывая болезненные отклики в лириумных шрамах.

— Где вы были… — сдавленно произнес Фенрис, забыв придать фразе вопросительный оттенок.

Данариус обычно не спрашивал, а приказывал. Не разговаривал, а поучал. Не требовал, а всегда брал, что хотел. Не без помощи эльфа и других своих воинов.

— Я был нигде. Я стал никем. В кромешной тьме, ничтожно мал и слаб пред тем, что в ней, — Данариус процитировал какого-то поэта, и хрипло закашлялся, — Фенрис, мой маленький волк. Ты любил когда-нибудь? — Магистр вперил в него внимательный взгляд, замолк на секунду, а затем расхохотался.

Эльф поежился. Поведение мага выходило за все рамки, к которым он успел привыкнуть. Выход за границы стандартного поведения мог означать лишь новые неприятности. Фенрис страшно боялся этого человека. Данариус даровал ему свободу от мук, на которые сам же обрек его. Он давал ему кров, одежду и пищу, одновременно, имея возможность лишить его всего, оставив спать на холодном полу. Фенрис ползал у него в ногах, молил о милости, но магистр оставался непреклонным. Лишь когда эльф стремительно начинал терять в весе и падать в обморок от недоедания, Данариус внезапно сменял гнев на милость, откармливая и отпаивая эльфа, словно тот был ему родным сыном.

— Я лишил тебя этого чувства. Ты не можешь любить, а значит, никогда не будешь страдать. Знай, что я спас тебя.

Он резко сел, залпом осушил кубок и Фенрис подлил еще вина.

— Даже если ты сможешь когда-нибудь полюбить. Ты познаешь боль, ты познаешь страх. Ты станешь слаб, и это погубит тебя. Но я не допущу. Никогда.

Данариус встал и обвязался полотенцем, которое Фенрис услужливо вложил в его руки. Капли стекали по его мокрым седым волосам, попадали на бороду, стекали по груди и впитывались в ткань на поясе. Он зачесал рукой шевелюру, надел домашнюю обувь, которую Фенрис также не забыл принести, ведь любая оплошность могла разгневать мага, а этого нельзя было допускать.

— Пойдем, я хочу показать тебе кое-что.

Данариус не стеснялся своего внешнего вида, вряд ли кто-либо в поместье посмел бы косо посмотреть на хозяина, разве что за исключением гостей. Но таковых не было и в ближайшее время не ожидалось. Он прихватил посох, которым осветил темные своды коридора. Миновав зал и главную галерею, они стали спускаться в подвал. Фенрис помнил это место так хорошо, словно ритуал над ним проводили вчера. Он знал здесь каждый камень, а запах сырости крепко въелся в мозг. Эльф снова ощутил боль в клеймах, она начала отзываться все сильнее с каждым шагом, что он ступал ниже по лестнице.

Они шли все дальше, минуя ряды больших клеток с толстыми прутьями.

Освещаемые мягким светом от посоха, чудовищные создания, прикованные цепями, устремлялись глубже, в спасительную тень, шипя и бормоча что-то, безумно раскачиваясь, начиная трясти головой, руками или другими имевшимися в их распоряжении конечностями. Одна из тварей просунула свой длинный язык сквозь прутья и, бешено вращая глазами, водила им вверх вниз. Приветствовала хозяина?

Фенрис отвернулся.

— Больше молиться, отмыть грязь, отмыть грязь, они грязные, они все грязные… — твердил чей-то женский голос в одной из клеток.

Чудовище с телом женщины и крыльями летучей мыши яростно скребло пальцами мокрый камень, которым был выложен пол. Ногти стерлись в кровь, перемешавшись с грязью, но она не прекращала делать это, повторяя одни и те же слова о молитве.

Свет посоха проплыл мимо нее, скрыв во тьме, Данариус направлялся дальше. Фенрис ступал след в след, не смея ослушаться, хотя кровь стыла в жилах, при виде того ужаса, что здесь творился. Наконец, магистр замер.