Я многого насмотрелся прошлой осенью. Дети попадались совершенно разные: от добродушных и напуганных до паникующих и протестующих. Некоторых готовили к операции заранее, других привозили внезапно в тяжелом, обостренном состоянии. Ехали со всей России и даже из ближних стран. Каждый из них проходил длительную и непростую реабилитацию после операции в стационаре больницы. Бывали и послеоперационные осложнения, примерно в 15 % случаев, что в целом было хорошим результатом. Но как объяснить трехлетке, что ему нельзя сейчас бегать? И не только сейчас, еще через час, и завтра, и послезавтра, и, в общем-то, в ближайшие пару месяцев вообще бегать не придется. А как донести паникующему пятилетке, что это ощущение в груди не навсегда, что оно пройдет, а тело привыкнет? Как сказать десятилетнему хоккеисту, подающему большие надежды, что ему больше никогда нельзя будет заниматься любимым спортом? Может быть, через несколько лет, после тысячи специальных лечебных процедур и тонны анализов, но надежда не очень велика. А что делать с четырнадцатилетним дураком, который решил повеситься на стойке от аппарата ИВЛ? Да, он бесконечно рад, что его спасли, но зачем ему это все, ведь он не хочет быть нормально живущим инвалидом, ему кажется, что это клеймо, позор на всю жизнь.
Лена приходила ко всем и находила общий язык с каждым. Кому-то дарила памятные вещи, кому-то читала книжки, рассказывала истории из жизни, с кем-то играла немного, а с некоторыми очень серьезно и подолгу говорила, да так, что юный человек потом на неделю становился шелковым. От счастливых улыбок пары десятков детей, стоящих на сцене, сердце сжималось, потому что за все время я видел около сотни таких, а скольким запомнилась Лена даже представить не мог. Она была не просто хирургом, спасающим чьи-то жизни. Порой она показывала детям жизненный ориентир и была источником неиссякаемой надежды для родителей, попавших в эту беду со своими малышами. Знала как успокоить, приободрить, настроить и тех, и других.
— Что думаешь, Дино? — ко мне подошла Оксана, вырвав меня из раздумий, после того, как все действо закончилось.
— Рай пуст! Все ангелы сюда слетелись! — озвучил одной фразой то, о чем думал все это время.
— Красиво. Это, кажется, Данте или Шекспир?
— Нет, Окс, это коллектив ЦКБ РАН, — улыбнулся я.
— Спасибо, дорогой. И ты в том числе. Вон уже стенд с нашим Бонечкой запускают.
Заведующая одушевляла аппарт, ласково называла его Боней, Бондюшей, Бонечкой. Иной раз, подходила и гладила его, приговаривая, какая она тупенькая в технологиях и ничегошеньки в этом не смыслит, но верит, что он — само совершенство. Выглядело весьма забавно. Главное, чтобы Оксана Аркадьевна не растрогалась прямо сейчас.
Толпа зрителей постепенно собиралась у стенда с аппаратом. Сказав небольшое предисловие, за пульт управления, к моему удивлению, сел Виталий Сергеевич. Я наизусть знал, что сейчас будет происходить. BionDi вырежет из податливого материала деталь такой точности, что на ней будут не только красивые рельефы, но и контуры микро-узоров, которые можно рассмотреть только под лупой. Эта программа уже заложена в нем, а хирургу-оператору нужно лишь присмотреть за верностью калибровочных процессов.
Сейчас меня больше всего волновало, куда делась Лена, ведь она должна была запускать BionDi. Так что я стал ходить в толпе и выискивать ее взглядом.
— Анюта, ты не видела Лену? — спросил у операционной медсестры.
— Она, наверное, в дамской комнате. Расчувствовалась что-то.
Не удивительно. Оксана наверняка ее не предупредила. Я видел издалека, как в голубых глазах плещется и норовит выйти из берегов едва сдерживаемое море слез.
Минуло примерно полтора месяца с нашего совместного вечера. Лена ушла с головой в работу. Почти не выходила из операционной, а в последние недели еще и не отлипала от BionDi. С того момента, как рабочий прототип аппарата был доставлен в больницу и собран, Лена посвящала все свое свободное время нашему творению. Обучалась работать с ним, тестировала его на пробных материалах и тканях из морга. Удивлялась, восхищалась, ворчала и возмущалась. Часами обсуждала это все с хирургами, инженерами и программистами проекта. Это было ее время. Я не вмешивался, потому что уже сделал все, что было в моих силах.
А еще не знал, как подступиться к Лене. После откровения, которое на меня снизошло, я впал в полнейший ступор, не имея информации о том, что "было сказано мной" в тот день. Терпеть не могу неизвестность. Все думал, как вывести девушку на этот разговор, прокручивал в голове тысячу сценариев, но ни один из них меня совершенно не устраивал, да и Веснушку невозможно было поймать в потоке дел.