Астория и Ко

— Бинокль! Вдруг она не захочет поближе подходить? А я не смогу всё рассмотреть, зрение-то у меня уже не орлиное…

— А тебе и бинокль не поможет, — резонно возразил Сэм. — Вон, видишь, у неё палуба до сих пор полем укутана. Кроме верхушки мачт и самого корпуса — ни черта не видно.

— Эм-м. А может, ты её попросишь его убрать… на время… Ну, Сэм!

— Мы здесь для другого, а не для того, чтобы пялиться на них, пуская слюни! — рявкнул раздражённо тот.

— Да, да. Но если представится возможность… Ладно. Гм-м. Да, что-то меня действительно не туда понесло. Дай-ка мне собраться с мыслями.

Эсминец медленно или, даже очень медленно, приближался. Его маршрут, если не изменится, должен был пройти футах в двухстах от кончика косы. Билл дождался, пока эсминец приблизится поближе, и подойдя максимально близко к краю воды, обратился к той с заготовленной речью.

Сэм совершенно не вникал в то, что тот начал говорить, всё его внимание поглотил почти максимально приблизившийся к берегу корабль. И по его(её) поведению не было заметно, что их вообще видят. Корабль медленно… даже не шёл — полз: мерно колыхались антенны локаторов над рубкой, был даже слышен плеск волн, рассекаемых форштевнем, и больше ничего. Что происходило у него на борту, всё так же было не рассмотреть, маскирующая дымка поля надёжно укрывала всё происходящее выше уровня палубы, мелькали за ней какие-то неясные тени, больше угадывались, чем узнавались неподвижные силуэты главных орудий, тёмной размытой массой громоздилась надстройка, и всё.

Взбудораженный мозг Сэма сыграл с ним дурную шутку. У того в голове завертелись памятные воспоминания: вот Рада, с обиженно надутым личиком, жалуется на соседей. Вот она, вместе с Мирой, склонившись над какой-то найденной деревяшкой на улице, что-то ей энергично объясняет. Вот её возбуждённая фигурка в тире, во время конференции, буквально обнюхивает предложенные ей пистолеты. Вот…

Пропал берег с Биллом… пропало море… пропал проплывающий мимо эсминец… А точнее — не пропали, а преобразились… Море стало этаким подиумом, по которому шла… нет, не шла, а неспешно манерно шествовала, заложив руки за спину, знакомая ему бело-голубая фигурка Радфорд, гордо задравшая к небу свой курносый носик и подчёркнуто демонстративно не обращая внимания на свидетелей её променада…

От этой картины Сэма натурально передёрнуло — натворила делов, убийца, и прогуливается здесь, как ни в чём не бывало. Красуется. Ну, он ей сейчас…

Билл в своей речи уже успел высказать проплывающей Раде (как он надеялся), своё уважение и только перешёл к озвучиванию просьбы о переговорах для урегулирования конфликта, как его отвлекло тихое сдавленное рычание у него за спиной. Он обернулся и успел заметить, как Сэм с застывшим перекошенным лицом, подхватывает с земли камни-голыши и начинает швырять их в сторону туманницы.

— Слышь! Ты, высокомерная шлюпка!!! Греби ластами сюда! Ходит она тут! Красуется! Что, только исподтишка нападать можешь? А потом спрятаться подальше — трусиха! А ну, греби сюда — корыто ржавое! Я тебе сейчас все твои стволы голыми руками узлами завяжу!!!

— Ой, недоумок! — Билл аж пригнулся под тяжестью мыслей — куда ему сигать: на Сэма, и попытаться того утихомирить, или куда-то в сторону, подальше от линии огня — авось, его не заденут?

Со стороны моря донеслось странное шипение-бульканье, и, в очередной раз обернувшись Билл увидел, как эсминец Тумана резко остановился, и вокруг него забурлила вода, как в закипевшем чайнике. Корпус корабля медленно затрясся, как в припадке, и… эсминец крутнулся на месте, разворачиваясь своей кормой практически вплотную к берегу, где они стояли… и дал полный ход, быстро удаляясь в море. А им пришлось слегка искупаться, когда поднятая двигателями волна морской воды окатила их с головы до ног.

— Беги, трусиха, — прохрипел полностью мокрый Сэм, смотря бешеными глазами на корму удалявшегося корабля, одновременно утирая лицо от воды стекавшей с волос головы. — Я до тебя всё равно доберусь.

«Скоро узнаем. Жди здесь, чтобы гоняться не пришлось, кусок мяса!», — в воздухе перед ними повисла надпись, буквы которой были словно пресловутые куски мяса вырванные из чьего-то ещё живого тела: судорожно сокращающиеся и пульсирующие, истекающие ярко алой, капающей на землю кровью. Послание, повисев перед ними несколько секунд и давая себя прочитать, вдруг резко распалось наискосок на две части, будто разрубленное, хотя почему, будто… одновременно раздался тяжёлый свист рассекаемого воздуха, как от тесака, завершившийся глухими шлепками нижних частей «мясных букв» на гальку у них под ногами.

И ещё через несколько секунд всё растворилось в воздухе без остатка, как и ни бывало.

— Без комментариев. Это просто @#$% — Билл судорожным движением, ослабил галстук и дёрнул ставший внезапно тесным ворот рубашки. — Скажи честно… тебя в детстве, при рождении, наверное, раз…надцать уронили, да? Акушеры пьяные виноваты, что ты такой уродился?