Я не знал, а это являлось особенно грустным и вызывало особую настороженность, не знал я самого главного, пределов этого земного тельца, и, что еще важнее, я и не чувствовал их! Да! В том-то и состоял риск овладения чужим челом, а тем более телом маленького ребенка, что никакой боли не ощущаешь в нем! И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно настороженно.
Достаточно было сделать один неверный шаг, в полном объеме взрослого человека, и я незамедлительно бы натворил бед, и, возможно, непоправимых! Эти маленькие ножки! Связки, сухожилия могли попросту говоря порваться, в любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая «молочная», косточка! Нет! Не дай Бог!
И потому я хотя и шагал одержимо, но какое-то усилие, островок нравственности, так же одержимо помнили об ответственности!..
Ну вот, я стоял у изголовья своего земного тела, сосредоточенно всматривался в свое, казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть ожесточенности к бессилию своего положения, безумное сожаление о происходящем начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог сдерживать себя.
Так я простоял у своего изголовья некоторое время: в молчании, в переосмысливании всего на свете.
Вскоре я почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные взрослые переживания были способны убить малышку! Сердечко могло бы не выдержать, а детские легкие — просто порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они все-таки покатились, закувыркались по щечкам девочки.
Маленькой ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела, и неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом…
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл! И тут я обернулся назад на ее зов и взглянул серьезно ей в глаза так, что Наташа остановилась на мгновение, как завороженная.
— Наташа! — громко и внятно сказала девочка, но тут же я замолчал, ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я продолжал говорить в ее теле, оказались бы непредсказуемыми…
— Сабинушка, что с тобой?! — кинулась наконец опомнившаяся Наташа ко мне и обняла свою дочь.
Но как только Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в себя: немедленно сосредоточился, и покинул тело своей дочери, и завис в изнемогших чувствах поодаль.
Остальное произошло по сценарию природы: Сабина проснулась, пришла в себя, уже будучи на руках у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно обнимавшей дочь.
— Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное? Успокойся, маленькая, мама с тобой, все хорошо…
Девочка была абсолютно спокойна после того как проснулась, и подобный перепад немало насторожил Наташу, и она даже недоверчиво огляделась по сторонам.
— Я плакала? — заинтересованно и неуклюже пролепетала Сабинушка.
— Да, малышка, да, Сабинушка, — приговаривала Наташа, и слезы едва сверкнули у нее в глазах. — Скажи, ты, наверное, плакала о папе? Ты хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
— Мама, мама! — потеребила Сабина свою разволновавшуюся маму за отворот халата.
— Что, доченька?
— Мама, я хочу си-и! — закапризничала девочка.
— Да ты что! — игриво удивилась Наташа, этот поворот ее немного успокоил. — Ты же у меня такая взрослая!
— Хочу си-и! — не унималась Сабина, и действительно, теперь уже по своей воле, начала хныкать и уже приготовилась разрыдаться.
— Вот это да! — укоряла ее Наташа. — И не стыдно тебе? Ведь сисю сосут только маленькие детки!
В БИБЛИОТЕКЕ ЧУВСТВ
Я прочитал это, свое, случайно разлистнутое по настроению, стихотворение, захлопнул книгу и поставил ее на одну из полок моей астральной библиотеки и призадумался…
Астральная комната, я давно здесь не был, но теперь хорошо владел ее законами, и стоило мне чего-либо пожелать, как это желаемое, возникшее всего лишь, как я называл, «во взмысленном вдохновении», другими словами в осмысленном течении воли, итак, желание являлось в том или другом незамедлительно сформированном образе, такое доступное, невинное и податливое.
Вот и сейчас я сидел в удивительном астральном кресле, какое только могла придумать, вообразить в самом совершенстве, самая гениальная инженерная мысль, там, на Земле.