- А я по-другому спрошу. Откуда они вообще обо мне знают? О нашем приезде. Кто их предупредил?
Она внезапно вздрогнула и уставилась в одну точку.
- Анна Викторовна, что с вами? Духи?
- Нет, - сдавленно прошептала Анна. – Тот монах, помните? Он ведь проклял вас! Что если он сделал тульпу и послал его сюда впереди нас? Тульпу с вашим лицом.
- Анна Викторовна! – Штольман едва не расхохотался в голос. – Ну, это уж воистину «чудное мгновенье»! Какой монах? Какой тульпа? Да я скорее поверю, что действительно…
Он вдруг осёкся и очень серьёзно уставился куда-то в глубину обеденной залы. Анна проследила за его взглядом и ничего особенного там не нашла. Кроме дымящего здоровенной трубкой высокого и худого господина с орлиным носом, который сидел, вытянув длинные ноги, в полном одиночестве, и ни на кого не обращал внимание.
- Так, – тихо сказал Штольман.
И больше ничего не прибавил. Анна научилась уже мгновенно понимать такие смены настроения и готова была выполнить любое его указание, которое может последовать в какой угодно форме.
Яков сделал знак служителю принести счёт, расплатился и поднялся из-за стола. Любезно подал руку Анне. Она поняла, что сейчас они – путешествующая супружеская пара. Ни о чём не подозревающая. И не ведающая, что такое уголовный сыск.
- В общем, дорогая, - громко сказал Штольман. – Завтрашняя прогулка, увы, отменяется. Видите сами: эти бандиты, которые обстреляли меня сегодня, они ведь и завтра могут там появиться. И ещё на кого-нибудь напасть.
Говорил он громко и отчётливо. Это привлекло внимание немногочисленных посетителей ресторана: двух офицеров, пожилой пары, и того господина с трубкой. Убедившись, что его услышали, Яков едва заметно улыбнулся – только глаза потеплели и ямочки обозначились на щеках. Анна поняла, что он доволен результатом.
Вместе они покинули ресторан. У стойки Штольман внезапно снова начал изображать путешествующего англичанина. Щелкнул пальцами, подзывая портье – смуглого индуса, одетого, впрочем, по-европейски:
- Любезный, не могу ли я посмотреть книгу постояльцев? Здесь должен был остановиться мой старинный друг.
В пальцах сыщика словно сам собой появился соверен.
- Конечно, саиб! – униженно склонился портье.
Соверен перекочевал в тёмную руку индуса, а Штольман склонился над книгой.
- Так, мистер и миссис Рипли – мимо. Полковник Мак-Артур и капитан Эйвери – туда же. Тадеуш Горбовский. Бьёрн Сигерсон. Хм, уже что-то. Так кто же: Горбовский или Сигерсон?
Анна невольно залюбовалась этим задумчивым, цепким прищуром. Ей всегда нравилось наблюдать, как он работает. Что бы ни говорили иные прочие, она всегда была уверена, что Яков Платонович Штольман – самый умный человек и самый лучший сыщик на свете!
«С возвращением, Яков Платонович!» - одними губами прошептала она.
Тем временем Штольман перевернул страницу и проглядел записи, сделанные накануне. Нервно побарабанил длинными пальцами по книге:
- Никаких русских. Резидент нам врет? Разве что… - он еще раз перевернул страницу. И лицо его внезапно застыло. Он бросил быстрый взгляд на Анну и резко захлопнул книгу.
- Что с вами, my dear Джейкоб? – спросила она.
- Ничего. Идёмте в номер, дорогая.
========== Охота на крупного зверя в Западных Гималаях ==========
Анне всё же удалось загнать его в постель, но Штольман знал, что сегодня уснуть точно не сможет. Он пребывал в том состоянии возбуждения и душевного подъема, которое помогало ему не спать сутками во время особо интересного расследования.
Даже в первую их с Аней ночь, как ни был утомлён, он не смог глаз сомкнуть – лежал и смотрел на Свою Женщину. Она спала тихо, измученная испытаниями последних дней и впервые пережитой близостью с мужчиной. А он любовался. Что за особенной красотой её наделило Мироздание: красотой чистой и цельной души, верности, ума, преданности! Даже если она не была вписана в Формулу Создателя, Штольмана это нисколько не волновало. Она была вписана в формулу его жизни. И без этой константы его личная формула не имела уже ни логики, ни смысла.
Анна Викторовна обладала особой чувствительностью ко всему происходящему. В последние года два эта чувствительность часто оттачивалась на нём. А потому ему давалось всё труднее действовать в одиночку, оберегая Анну от опасностей, связанных с его делами. Сегодня, например, не появись он вовремя, она полетела бы разыскивать его, взбудораженная сном, снова оказавшимся вещим. Он уже перестал удивляться, приняв для себя, как данность, что с его Анной может быть то, чего вообще быть не может. Как говорил городовой Синельников: «Анна Викторовна – она такая!» Синельников был неисправимый растяпа, но за одно это утверждение Штольман ему многое прощал.
Анна Викторовна – она такая! Поэтому для её же блага надо держать её в курсе событий, хотя бы в ограниченной мере, чтобы она осознавала меру своей ответственности и не мешала ему. А по возможности помогала.