Он сделал легкое движение ладонью (и пучком энергии), словно дал небрежную пощечину фантому, и облачко мгновенно растаяло, донесся только обиженный беззвучный крик: «Между прочим, это я дала тебе энергию!»
Сапсан не услышал. Он гладил губами Милкино лицо.
— Это я виноват. Надо было все-таки не брать тебя с собой.
— А я выпросила у тебя эротический сеанс, растратила твою энергию и магический жезл у тебя забрала. Так кто виноват?..
— Ты отвлекся от арестантов, Страж.
Резкий голос заставил вздрогнуть Милку и Сапсана. Они оглянулись и увидели двоих рослых парней рядом с мотоциклом. Да уж, отвлеклись, даже рев мотора не услышали!
— Мы заберем этих с собой, — заявил один из парней, сверля Сапсана холодными светлыми глазами.
Но тот и не думал возражать.
— Пожалуйста. Только я хотел бы сопроводить их.
— Нет.
Сапсан пожал плечами. Нет так нет.
— Так кончают все наполеоны, — пробормотал он вслед Люське, когда ее волокли к коляске мотоцикла. — На Святой Елене.
Люська не выдержала, приоткрыла один глаз и ухмыльнулась.
— Скабрезность тебе не к лицу, Тихая Сапа, потому что у тебя никогда не было чувства юмора.
Один из рослых парней сделал короткий жест, и Люська уронила голову.
— Их убьют? — с неожиданным сочувствием спросила Милка.
— Нет. Попытаются перевоспитать. Их мощь пригодится в случае каких-либо катаклизмов.
Но они-то убивали!
— Я этим не распоряжаюсь, — Сапсан блеснул глазами и отвернулся.
— Извини… А кто были эти, с мотоциклом?
— Младшие ведуны из союза волхвов. Напрасно мне запретили сопроводить. Они сбегут, вот увидишь.
— А ты? Ты от меня сбежишь?
— Я — полицейский. Мой долг — исполнять свои обязанности, пока я в состоянии это делать.
— Тогда я тоже буду полицейским. Мы будем вместе исполнять обязанности, как Хок и Фишер.
— Это опасно, но ты в состоянии научиться от меня всему, — проворчал Сапсан, сдаваясь. — Там видно будет, как кто. Как мы, ни на кого не похожие.
— Саймона Грина он явно не читал.
— А теперь скажи, зачем ты сделала это.
— Что — это?
— Загородила меня собой.
— Я полагаю, что ты бессмертный, а я все равно умру скоро, всего лишь лет через пятьдесят.
— Теперь не умрешь. А я думал, потому, что ты меня любишь.
— Разве я первая должна сказать об этом? — проворчала Милка, в точности копируя его интонации, и он захохотал.
И хохотал очень долго.