Астравгард

Полагаю, мне даже необязательно было бы покидать Астравгард, чтобы получить гордое прозвище, прибавив к своему имени еще одно – Путешественник. Откад Путешественник – недурно звучит? А на мой взгляд, достаточно по-дурацки. Если меня так называли, я всегда начинал нервничать. Ну какой я, в самом деле, путешественник, а тем более, Путешественник? Что ж, я собрался поглядеть на этот диковинный мир, но не тяга к путешествиям, не страсть к переменам мест, если вдуматься, толкнули меня на это. Я чувствовал, что мотив совсем иной. Некая другая, глубинная суть, которую я даже затруднялся определить в словах. Возможно, не поход ради похода, ведь сам путь для меня не был чем-то самодостаточным, несущим в самом себе и причину, и следствие, и, как таковую, цель в отсутствие всякой цели – как «вещь в себе», да? – а некий поиск, quest, быть может? Найти себя? Да, вероятно, это самое близкое определение, которое можно подыскать среди слов, хотя и оно звучит достаточно сухо, как-то слишком уж логично-разумно, не так, как без посредства языка о том говорят чувства.

В общем, когда я добрался до Вершины, самого нашего большого, центрального, столичного, если можно так сказать, острова, меня уже вовсю называли Путешественником, отчего я и рефлектировал выше по поводу данного прозвища. Путь до Вершины – это сущий пустяк, это даже не начало моего похода. Настоящий Путь начнется, когда я совсем уберусь с Астравгарда. А на Вершине я бывал неоднократно. От моего дома до сюда – дня три неспешного плавания по прямой со всеми остановками, если пожелаете. На этот раз я добирался с неделю, поскольку задерживался на иных, лежащих на пути островах дольше необходимого. Молва всегда летит впереди. Меня всюду встречали, устраивали что-то вроде торжественных приемов. Мои земляки ведь всегда не упускали случая сообразить себе какие-либо развлечения. Праздники случаются часто, но какие-то новшества так редки. И я – «путешественник с Астравгарда», «земляк», «наш человек», «герой», – был этим новшеством. Потому меня встречали радостно, хотя я еще даже не прославился никакими настоящими путешествиями. Подумаешь, плыву себе от островка к островку, – так все кругом плавают взад и вперед; все фарватеры известны даже младенцам, никаких америк тут не открыть. Зато я заявил, и был торжественно принят на эту должность веселыми согражданами. К тому же, я ведь действительно отправлялся в свой путь, уплывал за горизонт, а они все оставались. И это только пока все дорожки-пути по островам и меж оных знакомы да исхожены; скоро мой взгляд повсюду будет натыкаться на то, что они едва ли когда-нибудь увидят. Я это знал, они это знали. И праздновали. Иные люди нашли бы в этом повод для скрытой зависти, недоброжелательности и неприязни, но мой народ, в большинстве своем, – веселые, не обремененные лишними заботами люди, и поэтому, даже если я, по большому счету, мог показаться чудным, а моя затея – эксцентричной выходкой, все равно ко мне относились легко и открыто, с пониманием и должным уважением, типа: «Молодца, парень, так держать! Пусть и наши люди там покажутся!» Я выслушал немало напутствий; думаю, в какой-то степени мной гордились.

А для меня и самого все это было в диковинку. Все эти праздники в мою честь, это новое ко мне отношение. Вроде бы, плыву по знакомым с детства местам, как бы ничего и не изменилось, а все уже иначе. Я даже слегка забалдел от всего этого. А уж когда на Вершину приплыл! Как я только не разорвался от осознания собственного величия? Впрочем, во мне всегда природное тщеславие контролировалось – и почти всегда успешно – природной же скромностью. И на сей раз это не позволило мне загордиться собой. В противном случае, все могло стать бессмысленным. Я бы так и плавал всю жизнь по архипелагу, в тысячный раз от одного острова к другому, купаясь в лучах фальшивой славы. Внутри себя я отчетливо знал, когда начнется настоящее. Это всего лишь проводы- ну что ж, очень мило. Забавные игрушки, но, слава богу, не это цель. И я продолжал плыть, и даже Вершина, хоть и задержала меня на несколько деньков, но, к счастью, не остановила.

А ведь на Вершине мне воистину закатили прием!

Да, такие высоты мне только снились! Фейерверк! Гуляние! Смех! Праздник, названный Фестивалем, вставший в один ряд с двумя нашими всеобщими, самыми дорогими праздниками! Жители Вершины успели как следует подготовиться, пока я до них добирался. Сама Почтенная Дама Купелия, можно сказать, живой символ Вершины, а-то и всего Астравгарда, показалась при народе и обронила несколько благосклонных слов, которые я записал на свой адрес и навсегда сохранил в своем сердце.

«Веселится и ликует весь народ!» – сказала она и удалилась под оглушительный гром оваций. Я онемел от счастья и неожиданности, стоя в своем новом, пошитом, должно быть, специально на меня костюме, в который меня нарядили по прибытии, на главной площади, на центральном помосте с видом на Лоджии, на одной из которых и блеснула, «как мимолетное виденье», Дама Купелия.

Вот так дела! И за что мне только такая честь?