Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Письмо к императору, в котором Данте связывал определённое имперское реформаторство с пророчеством Вергилия о возвращении девы Астреи, получило довольно широкое распространение благодаря тому, что было опубликовано на видном месте в книге такого популярного автора как Антон Франческо Дони. В 1547 г. Дони выпустил сборник писем и отрывков сочинений различных писателей[119], среди которых были как знаменитые (Петрарка и Кола ди Риенцо), так и малоизвестные имена. Во многих из этих текстов высмеиваются пороки клира, и в некоторых обсуждается возможность реформы. Книга открывается письмом Данте к императору, и приводимая им цитата из Вергилия о возвращении Девы стоит на самой первой странице.

Имперские мотивы и символы, которые Кола ди Риенцо использовал в своём движении и которых мы вкратце коснулись выше, имели широкое распространение и повлияли на всё дальнейшее развитие событий. Движение Риенцо, проникнутое идеями в диапазоне от иоахимитского и францисканского мистицизма до веры в Мерлина[120] и другие пророчества и соединявшее всё это с глубоким научным преклонением перед древним Римом, удивительным образом спаивало в себе воедино языческие и христианские влияния. Его призывы ко всем городам и провинциям Италии участвовать в справедливости, мире (pax) и согласии (concordia), которые возрождённый Рим и духовное перерождение в святом духе понесут по миру, выдержаны в очень экстравагантном стиле. Тираны исчезнут в новом царствии справедливости, уничтоженные так же, как Юдифь уничтожила Олоферна^1[121]. Презренные имена гвельфов и гибеллинов будут выброшены в новой эпохе мира и единства[122] ²². Он призывает Карла IV Богемского, как императора, повести обновлённый мир к новой эре «вселенского преобразования»[123]. В другом письме Риенцо сокрушается о развращённости церкви и смертных грехах пап[124]. А в одном из последующих цитирует знаменитую строчку[125] Iam redit et virgo, redeunt Saturnia regna, ассоциируя её со своей миссией.

Первое из торжеств, посвящённых его возведению в достоинство «Рыцаря Святого духа», состоялось 1 августа 1347 г. Риенцо придавал большое значение имперскому имени месяца, в который произошло это знаменательное событие его жизни, ассоциируемое им с пророчествами, относящимися к Деве и Весам[126]. Накануне вечером он совершил ритуальное омовение в купели, где, по преданию, был крещён император Константин[127] ²⁷, подчеркнув тем самым христианскую сторону своей рыцарской и римской миссии.

Риенцо жаждал renovatio urbis, то есть возрождения Рима в сочетании с духовным возрождением, вдохновлённым святым духом. И потому его движение несло в себе элементы, ведущие и к Ренессансу, и к Реформации. Он верил, что время для renovatio пришло, и связывал свою уверенность с «периодом Феникса» в пять сотен лет[128]. Похоже, ему было известно об использовании феникса в качестве символа renovatio в античности. Эта птица присутствует на монете Константина Великого, на одной из монет Константа I с девизом Felix Temporum Reparatio и на одной из монет Адриана с надписью Saeculum Aureum[129]. Возвращение золотого века и возрождение феникса являются символами с параллельными значениями.

Елизаветинский империализм

Но какое, могут спросить, всё это имеет отношение к королеве Елизавете I? Ответ будет такой, что «имперская» идея в ренессансном ли, реформационном или национальном смысле играет основополагающую роль в идейном содержании елизаветинской эпохи.

Говорят, что итальянский Ренессанс «начался со средневековой концепции мировой империи»[130]. Весь процесс «возрождения» искусства и литературы тесно связан с возвращением классического золотого века, или скорее даже с более важной идеей его вечного сохранения и постоянных перерождений. Елизаветинская эпоха была великой эрой английского Ренессанса, и в этом смысле за ней проглядывает мотив золотого века. Это была также эпоха национальной экспансии, когда средневековые мировые устремления повернулись в сторону национализма, золотого века для Англии. Но, возможно, более всего елизаветинский империализм характеризует использование им религиозной стороны имперской темы, поскольку верховенство королевской власти над церковью и государством, являвшееся краеугольным камнем положения Тюдоров, обязано своей поддержкой традиции священной империи. Елизаветинский протестантизм претендует на возрождение золотого века истинной имперской религии.